2 февраля 1920 г.
Пища св. Антония. Температура Северного полюса. Настроение пойманной форели /.../В роковое утро 28 января я попала на облаву и была "приговорена" к принудительным работам в воскресенье 1 февраля.
Исторический документ при сем прилагается.
"Циркулярное распоряжение.
Настоящим объявляется, что распоряжение [так. -- Публ.] Чрезуптопа сотрудники Райлескома задержанные военным караулом 28 сего января у входов в здание занимаемое Райлескомом, как опоздавшие к началу занятий, должны в воскресенье 1-го февраля с.г. к 10 ч. утра явиться в Райлеском для отправления на принудительные работы.
К неявившимся будут применены самые строгие репрессивные меры. Явке подлежат следующие 29 сотрудников /.../"
Но я предъявила докторское свидетельство о распиленном пальце и считала себя освобожденной.
Сегодня в 12 час. является вооруженный караул. 5 негодяев с зверскими тупыми физиономиями и винтовками за плечом. Являются за мной и Мих.Ив. Курилкой, но нас отстояли, и мы снова принялись за работу.
В 2 часа снова явление. На этот раз, чтоб арестовать тех же героев дня. Я гляжу на них, разиня рот. И... стараюсь поверить, что меня арестуют и... не могу!..
-- Уходи ты, ради Бога, домой,-- шепчет мне Ида,-- хочешь сидеть 3 дня в комендатуре?
Степа (наш рассыльный мальчик), как маленький испуганный мышонок, вынес мне пальто в коридор.
Я сбежала с лестницы. Внизу несколько типов с винтовками караулили выход! У меня даже сердце не екнуло, я с каким-то совершенно бессознательным мужеством, хладнокровно прошла мимо них и очутилась на улице. Было 3 часа. Я уже давно не освобождалась так рано. Хочется использовать неожиданный отпуск, и в самом лучшем настроении я поехала к Ниби.
Пили кофе и болтали. Ниби ахала при одной мысли о том, что я целый день провела в роли преступницы...
Но самое сильное впечатление было впереди... Подходя в 6 часов к нашему дому, я увидела у подъезда автомобиль, а современная мудрость гласит: -- никогда не входи в дом, перед которым стоит автомобиль.
В моей голове промелькнуло десятка с два разных соображений, но окончательный вывод был таковой:
-- Если меня ловят, то рано или поздно поймают! Это -- неминуемо.
И стала взбираться наверх, предварительно сняв браслет и зажав деньги в кулак, чтобы, в случае чего, сунуть все это маме. Но наверху все было спокойно, и только Муня встретила меня звонким:
-- Слава Богу! -- т.к. ожидали самое худшее, зная, что я ушла в 3 и где-то пропадала.
Таковы дела наших дней!
Да, теперь дюжина слов о Курилке.
Летом на выставке в Зимнем Дворце была его картина: женщина с безмерно тоскующими, затуманенными слезами глазами держит чашу, через края которой льются капли крови на ее прозрачные пальцы. Я отчетливо запомнила эту картину, особенно глаза женщины.
/.../ Что еще меня огорчает -- это мои царапины, ожоги, порезы etc. Ничего не заживает, и каждый день прибавляет что-нибудь новое. Когда я смотрю на свои руки, то с грустью вспоминаю белые холеные лапки /.../, которые я с удовольствием подставляла под губы желающих...
Занимаемся с Джоном пилкой дров. Это сразу умиротворяет мой гнев... Превращаясь в часовой механизм, бессознательно-мерными взмахами качаешься, как маятник, взад и вперед. Действует убаюкивающе, усыпляюще ив то же время живительно. Потом, когда выпрямляешь спину, чувствуешь, что в жилах еще много крови, в сердце молодости, в душе -- бодрости.
А главное -- тепло!
Передохнешь... и снова, как кустарная игрушка -- медведь и кузнец -- раз-два, раз-два, вперед-назад.
Их всех современных неприятностей эту я переношу легче всего.