Записки человека - 12

Хотя дед мой не без основания слыл за вольтерианца, но соседи любили навещать его, отчасти по желанию провести приятно время с умным человеком, а более из любопытства взглянуть на его хозяйство, которое велось и держалось отлично от их хозяйственной рутины. Тогдашние помещики уважали единственно практику, напоминая собой дворянина Сильвана Кантемировой сатиры[1]; они дорожили непосредственно пользою; их не удивила бы никакая начитанность, направленная в теоретическую сторону: они скорее посмеялись бы над хозяином-теоретиком, как над "философом без огурцов"[2]. Но тут смеяться было нечему. Доказательства были налицо: все видели, что дед при помощи книг, без затрат на покупку материалов и земледельческих орудий, с умеренными средствами, собственным трудом и расчетом успешно достигал цели, что за какую бы часть хозяйства ни взялся он, эта часть шла у него споро, не вовлекая его в долги, не расстраивая имения, а видимо приращая его. Не было и мысли о каких-нибудь рискованных затеях с целью быстрой наживы: все дело ограничивалось разумными и осторожными соображениями, основанными на твердом знакомстве с местными условиями.

 Сербин любил менять предметы своей хозяйственной деятельности, но, раз выбрав предмет, он уже отдавал ему всю свою заботливость и пристрастие. Занялся он садоводством, и сад его вышел образцовым, возбуждавшим удивление и зависть. Вздумалось ему завести пчел, и в короткое время у него явилось двести ульев, не цилиндрических или так называемых колод, а составных, весьма удобных как для подрезки меда, так и для садки пчелы, потому что один и тот же улей был пригоден и большому и малому рою: стоило только в первом случае прибавить несколько ящиков, во втором -- убавить. Устройство таких ульев замечательно как первый опыт в Рязанской губернии: помещики, из боязни вводить у себя то, чего прежде у них не было, не могли или не хотели понять выгод пчеловодства. Впоследствии дед, набросав несколько заметок об этих ульях, просил меня привести их в порядок и напечатать в каком-нибудь журнале, только под моим именем. Я исполнил его желание: статья помещена в "Новом магазине натуральной истории, физики, химии и сведений экономических", издававшемся профессором Московского университета Двигубским {1827, No 3.}[3]. Другие две статьи, с его уже именем: "О больших и малых ульях" и "О садке пчелы во время ройки", напечатаны в "Земледельческом журнале" Московского общества сельского хозяйства {1828, No 22 и 23. Вторая из этих статей, ввиду того, что одно и то же количество пчел для некоторых ульев может быть мало, а для других велико, содержит в себе табличку, обозначающую в вершках диаметр улья, площадь его и количество фунтов и золотников пчелы, потребного на один вершок вышины. Заметка "О перемене в ульях старой узы", приложенная к статье, объясняет недостаточность и бесполезность двух до того употреблявшихся способов. Сербин предлагает свой, заключающийся в том, что старая уза заменяется новою на восемь вершков от головы улья, а не на четыре. Из наблюдений и опытов он вывел заключение, что пчелы могут тянуть соты во всяком направлении и что они ни в каком случае не оставляют детей своих, подобно муравьям, никогда не покидающим свои яйца. В первой же статье доказывается, что употребление больших ульев, которые обыкновенно предпочитались ульям средней и малой величины, вредит как размножению пчел, так и доходу, от них получаемому.}[4].

 В занятиях пчеловодством дед придерживался книги Криста, переведенной с немецкого: "Руководство к полезнейшему и приятнейшему пчеловодству" (1805)[5]. Он вел переписку с известным пчеловодом Прокоповичем, сообщая ему свои наблюдения и получая от него заметки и советы. Я читал его письма и не мог не удивляться ясному и точному выражению мыслей: умение, не всегда встречаемое между литературно образованными людьми и тем более редкое у людей, не имевших случая, как дед мой, навостриться в литературной практике. Чтобы покончить с печатными заявлениями деда о своих агрономических трудах, укажу еще на статью "Мысли о посеве хлеба", напечатанную в "Записках для сельских хозяев, заводчиков и фабрикантов" (1830), которые прилагались к журналу "Атеней" {"Записки...", ч. 3, кн. 1, август.}. Статья подписана моим именем, но мне принадлежит только изложение материала, собранного дедом. Редактор журнала, профессор сельского хозяйства в Московском университете Павлов[6], нашел статью любопытною и счел нужным прибавить к ней несколько слов от себя в объяснение и разрешение вопроса, поднятого хозяином, умевшим мыслить и старавшимся рутину заменить рациональностью, насколько последняя была доступна его знаниям и материальным средствам. За это стремление к разумности в том деле, к которому привыкли относиться без всякой мысли и научной подготовки, Московское общество сельского хозяйства выбрало деда в действительные члены[7]. Впрочем, дед не обрадовался диплому, за который должен был ежегодно вносить по десяти рублей. Обязательный членский взнос казался ему обидой, а не свидетельством признанных заслуг, потому что он ставил его, действительно трудившегося помещика, наряду со множеством других, только по имени действительных членов, которые не умели ни хозяйничать как следует, ни строки написать о хозяйстве.

 Дед искусно строил для себя мельничные механизмы, без ошибки в размере и в пригонке частей. Были у деда и молотильные и веяльные машины, также доморощенной работы, действовавшие всегда правильно. В особенности интересовала соседей машина для резки и просевания мака. Уборка этого продукта, весьма доходного в урожайный год, представляла долгую процедуру, возможную только при малом посеве. Она состояла в том, что бабы сначала срывали маковые головки, потом, разрезав каждую ножом, высыпали зерна в корыта и просевали их решетами. Сколько времени требовалось на все это при посеве на большом огороде или в поле! Машина же, которою управляли всего два человека, разом раздробляла несколько мер головок, быстро отвевала скорлупу, и мак, падая вниз на широкую раму с частою сетью, приводимую особым механизмом в движение, просевался в подставленные под сеть посудины.