Поэзия, по определению, более субъективный, лиричный жанр. Не описывать, а выражать – ее призвание. Соответственно, и отношение к ней еще более субъективно-избирательное, чем к прозе. В различные моменты жизни на первый план выдвигается то тот, то другой поэт, наиболее созвучный твоему собственному мироощущению. В конце пятидесятых таким поэтом для меня стал В. Маяковский, особенно ранний, «щемяще ранний» (по определению А. Вознесенского):
«… И в пролет не брошусь,
и не выпью яда,
и курок не смогу над виском нажать.
Надо мною,
Кроме твоего взгляда,
Не властно лезвие ни одного ножа…»
/ Лиличке /
На рубеже 50-х и 60-х эмоциональный тонус «бури и натиска» поколения «шестидесятников» поэтически выразили А. Вознесенский, Е. Евтушенко, Р. Рождественский. В 70-е пришла пора «тихой лирики» С. Есенина, позднего Б. Пастернака:
« И вы прошли сквозь мелкий,нищенский,
Сквозной, трепещущий ольшаник
В имбирно-красный лес
Кладбищенский,
Горевший, как печатный пряник…»
/ Август /
А затем и Н. Рубцова:
«По холодной осенней реке
Пароход последний плывет –
Скоро, скоро в глухом городке
Зазимует районный флот.
Я уйду по знакомой тропе
Над родной ледоносной рекой
И в заснеженной русской избе
Зазимую с веселой вдовой…»
Особый, альтернативный официозу жанр творчества в 60–70-х годах представляла так называемая «бардовская песня». Это и негромкая лирика Б. Окуджавы («Последний троллейбус по улицам мчит…», «По смоленской дороге снега, снега, снега…»), и «отчаяньем сорванный голос» В. Высоцкого. В 70-е годы В. Высоцкий вообще стал наиболее адекватным выразителем мироощущения советского народа, всех его социальных слоев, и интеллигенции в том числе. Как противовес официальной песне («Главное, ребята, сердцем не стареть» и т.п.) воспринимались хриплый голос певца, гитарный аккомпанемент и лирические герои его поэзии. Это и бывший ЗЭК:
«Протопи ты мне баньку по белому,
Я от белого свету отвык.
Угорю я, и мне угорелому
Пар горячий развяжет язык…»
И рабочий. Но не идеализированный согласно стандартам пропаганды, а реальный, а потому и не без греха, особенно по части выпить и закусить:
«… Мои друзья хоть не в болонье,
Зато не тащат из семьи.
А гадость пьют из экономии
Хоть по утру, да на свои…»
Но главное – это эмоция неблагополучия, понимания того, что «все не так, как надо» в стране «развитого социализма».
А потому:
«Сыт я по горло, сыт я по глотку,
Даже от песен стал уставать.
Лечь бы на дно, как подводная лодка,
Чтоб не могли запеленговать…»
Или более обстоятельно:
«Я никогда не верил в миражи,
В грядущий рай не ладил чемодана.
Учителей сожрало море лжи
И выбросило возле Магадана.
Но свысока глазея на невежд,
От них я отличался очень мало.
Занозы не оставил Будапешт,
И Прага сердце мне не разорвала.
А мы шумели в жизни и на сцене,
Мы путаники, мальчики пока!
Но скоро нас заметят и оценят:
«Эй! Против кто? Намнем ему бока!»
Но мы умели чувствовать опасность
Задолго до начала холодов,
С бесстыдством шлюхи приходила ясность
И души запирала на засов.
И нас хотя расстрелы не косили,
Но жили мы, поднять не смея глаз.
Мы тоже дети страшных лет России –
Безвременье вливало водку в нас».
Этой эпитафией «развитому социализму» можно закончить рассказ об искусстве той эпохи. В заключение, однако, следовало бы дать ему обобщающую оценку.
«Объективно», если попытаться взглянуть на искусство советской эпохи как бы со стороны, оценка не может быть однозначной.Даже если учитывать только высшие, с моей точки зрения, достижения искусства этого периода. Однозначно положительно, как прогресс в развитии художественного творчества, можно оценить, наверное, только советскую музыку. Шостакович, Прокофьев, Свиридов, Шнитке – это имена мирового значения. Возможно, в целом положителен итог и советского кино (Эйзенштейн, Ромм, Калатозов, Чухрай, Тарковский). Неоднозначны результаты литературного творчества. Как ни странно, но высшими художественными достижениями, на мой взгляд, отмечена литература раннего (в том числе сталинского) периода: Маяковский, Есенин, Шолохов, Платонов, Булгаков. Менее значительны итоги советского изобразительного искусства. Под прессом жестких стандартов «соц. реализма» оно потеряло энергию творческого развития. В противовес этим стандартам художники андеграунда ушли в формализм, повторяли путь, пройденный западным модернизмом. И лишь немногие, упомянутые выше, творцы оставили после себя произведения, представляющие более или менее значительный интерес. Это если судить «объективно».
Субъективно же, советское искусство составляло содержание моей духовной жизни. Многие художники в своих произведениях сказали за меня то, что я лишь смутно чувствовал. Это эссе – дань благодарности им – тем, кто «ходит пятками по лезвию ножа // и режет в кровь свои босые души» (В. Высоцкий).