Аналогичная «серая муть» была свойственна и репертуару кинотеатров. Но посещение кинотеатра – результат выбора. А выбрать было из чего. В 60–70-е годы «несмотря и вопреки» были созданы великолепные кинофильмы мирового уровня. «Летят журавли» и «Неотправленное письмо» М. Калатозова, «Баллада о солдате» Г. Чухрая, «Гамлет» Г. Козинцева, «Девять дней одного года» и «Обыкновенный фашизм» М. Ромма, «Страсти по Андрею», «Сталкер» А. Тарковского, «Полеты во сне и наяву» Р. Балояна, «Дворянское гнездо» и «Дядя Ваня» А. Кончаловского, «Неоконченная пьеса для механического пианино» Н. Михалкова, «Москва слезам не верит» В. Меньшова – все не перечесть. Кино же выдвинуло и киноактеров, олицетворяющих мои (и, наверное, не только мои) идеалы и мироощущение. В 60-е годы – И. Смоктуновский. В «Девяти днях» – молодой, изящный, скептичный интеллектуал-физик, в «Гамлете» – интеллигент на все времена. В 70-е годы, в «расцвет застоя» – О. Борисов. Тоже интеллигент, но уже затертый жизнью, с печалью в глазах, стремящийся вырваться из ее болота.
Это кино смогло выразить время. И время наших надежд (фильмы 60-х), и время безысходности 70х (особенно выделю «Сталкера», «Неоконченную пьесу…» и «Полеты во сне и наяву»). Но все-таки наиболее полно, наиболее многогранно эту задачу искусства реализовала литература. В силу чего она же оказала и наибольшее влияние на формирование сознания моего социального поколения.
Я уже упоминал книги И. Эренбурга. Неслучайно название его повести стало названием хрущевского периода в жизни нашей страны. Не будучи значительной в художественном отношении, она точно и вовремя выразила мировоззренческие потребности общества. В этом же ряду – «Не хлебом единым» Дудинцева, «Иду на грозу» Гранина и ряд других романов антисталинской направленности. Значительно более мощное художественное явление 60х – «Один день Ивана Денисовича» А. Солженицына и «Колымские рассказы» В. Шаламова, наверное, лучшие произведения искусства, клеймящие сталинский ГУЛАГ. Более поздние произведения А. Солженицына («В круге первом», «Раковый корпус», «Архипелаг ГУЛАГ») имели, скорее, публицистический, нежели художественный характер. Но, так или иначе, более или менее художественно, наша литература преодолевала сталинизм, формируя ценности демократии и гуманизма в общественном сознании.
Ресталинизация общества в брежневский период перевела такую литературу в андеграундное – подпольное и полуподпольное существование. В интеллигентских кругах, среди близких и знакомых, «на одну ночь» передавались изданные за рубежом, нередко в машинописной копии, официально запрещенные произведения. Именно так «проглотил за ночь» я «В круге первом» и «Архипелаг ГУЛАГ». Так впервые я прочел «Собачье сердце» М. Булгакова, «Котлован» А. Платонова.
Булгаков и Платонов вообще стали для меня наиболее значимыми художественными явлениями советской литературы «дооттепельного» периода. У Булгакова, правда, не «Собачье сердце» или «Роковые яйца», а именно роман «Мастер и Маргарита» оказался наиболее созвучен моему мироотношению. В частности, отношению к интеллигенции. Вопреки обычным интеллигентским самовосхвалениям о «совести нации» и «воздыханиям» «о жертвах сталинизма» Булгаков блестяще художественно «доказал», что интеллигенция это не только Иешуа и Мастер, но и Каифа, и Латунский, что без интеллигентского лакейства не мог бы существовать никакой репрессивный, в том числе, сталинский, режим. Такого «созвучия» с автором не возникло у меня при чтении «Собачьего сердца». Отношение к пролетариату (Шарикову) как к дворняге, место которой в подворотне, явно отдавало снобизмом. Пока, до революции крестьяне и рабочие составляли низы общества, интеллигентным считалось проявление «народолюбия». Но как только этот же народ заявил претензии на равенство (в данном случае на жилищные условия), так оказывается, что место ему все-таки в подвалах, а бельэтаж в 8 комнатах для профессора Преображенского.
Более адекватной представлялась позиция А. Платонова. В «Чевенгуре» – не менее едкой сатире на казарменно-уравнительный «социализм» – Копенкин и его единомышленники одновременно и палачи, и жертвы, достойные осуждения (осмеяния) и сочувствия. «Котлован» – развернутая в масштабе всего романа метафора на этот «социализм», как гигантскую яму под фундамент будущего прекрасного здания, которая становится могилой для его строителей. В написанной в 1926 (!) году сатирической повести «Город Градов» Платонов обнажает и суть этого общества, в котором советская бюрократия становится новым господствующим классом, «замещая» собой «революционеров» и «пролетариев».
На такой – сущностный – уровень осмысления советской действительности не подымалась ни «оттепельная», ни более поздняя литература. Но все-таки, хотя и более поверхностно, на «явленном» уровне она смогла описать и выразить свое время. Великая Отечественная война, причем «крупным планом», с точки зрения рядового солдата, предстала в романах и повестях Ю. Бондарева, В. Быкова, В. Некрасова. Драму бытия послевоенной деревни мы – горожане прожили, прочувствовали вместе с героями Ф. Абрамова, В. Белова, В. Распутина; в повестях, рассказах В. Шукшина и В. Астафьева – погружались в атмосферу жизни рабочих поселков и малых городков России. Ю. Трифонов оказался выразителем наших собственных – интеллигентских проблем и мирочувствования. Эта талантливая, совестливая литература честно зафиксировала многообразные проявления «застоя» и деградации советского общества 70-х – начала 80-х годов, став достойным продолжением традиций русского реализма.
Свободное копирование
