Часть третья
«Распутье-путь, дорога всем открыта...»
1. Рассыпался горох
Осенний Ленинград, тёмные волны Невы, холодный плотный ветер с Финского залива, низкое серое небо и частый дождь, как это не походит на Ленинград моей «ремонтной» летней практики двенадцать лет назад. Город кажется совсем незнакомым, хотя всё на своём месте и совсем не изменилось-тот же Невский, и набережная Невы, и Исаакий также высится над площадью, и Летний сад, и Марсово поле, и невские мосты. Меня поселили в общежитии ЛГУ на улице Шевченко, это на Васильевском острове. Кирпичный пятиэтажный, свежей постройки, дом, светлые просторные комнаты с высокими потолками, абсолютная чистота на этажах и в «бытовках» как-то не укладываются в понятие советской, виданной-перевиданной, студенческой общаги. И, наверное, так оно и было, потому, что в коридорах часто звучит речь на незнакомых языках, кажется, что обитатели дома собрались здесь со всего света и все они связаны с ЛГУ, одним из лучших университетов мира.
Нас, французских курсантов, кандидатов на «коллективный» договор, здесь очень много, но есть и английские, и испанские курсанты. В комнате у меня два соседа-задумчивый, медлительный, неловкий в движениях курсант из казахстанского Усть-Каменогорска и полная его противоположность-подвижный, как ртуть, с улыбкой на полном круглом лице, курносый, с ранними залысинами над широким лбом, курсант из Одессы. Мы втроём в одной учебной группе, и у каждого из нас своё «учебное» имя. Казахстанец -это Monsieur Rivery, одессит-Monsieur Julien, а я- Monsieur Boileau.
Ежедневно, кроме воскресенья, с восьми утра до восьми вечера мы на Университетской набережной в старом корпусе Университета с низкими полутёмными коридорами и неуютными аудиториями, похожими на тюремные камеры. Обучение языку идёт на основе «полуиндивидуального» метода, и в нашей учебной группе всего пять человек. Два других курсанта живут не в нашем общежитии, потому, что один из них, Monsieur Louis, местный ленинградец, а другой, Monsieur Сourtois, грузин, остановился у ленинградских родственников. Monsieur Louis, огромного роста, за два метра великан, с трудом выдерживает почти двенадцатичасовую учебную нагрузку, и во второй половине дня уже плохо соображает, что происходит в аудитории, остекляневшими глазами уставившись в одну точку.
Грузин, Monsieur Сourtois, имеет степень доктора технических наук, и он единственный из всех нас, кто со школьной скамьи изучал французский язык, поэтому он держится на занятиях уверенно, небрежно перекидывается с преподавателем французскими фразочками и свысока, даже несколько надменно, поглядывает на нас, простых кандидатов наук, которые впервые столкнулись с незнакомым языком и абсолютно «не врубаются» в происходящее в аудитории. А здесь происходит ежеминутное вдалбливание французской фонетики с использованием магнитофонных записей, заучиванием звуков и отдельных фраз, смысл которых пока неважен, лишь бы звучало хоть что то, похожее на натуральные звуки французской речи. И ни одного русского слова не допускается. Мы хором распеваем французские песни или пытаемся декламировать, но уже в одиночку, заученные французские стихи, параллельно выписывая и заучивая отдельные словосочетания и грамматические правила, сопутствующие этим текстам. Поздним вечером возвращаемся на троллейбусе и сразу засыпаем, а включённый магнитофон методично наговаривает нам урок завтрашнего дня. Работа продолжается, даже во сне.
Каждое воскресенье, с вечера, я «толкусь» на импровизированной квартирной «бирже» у Львиного мостика на канале Грибоедова. И чего тут только нет! Нет только подходящей для меня квартиры, которую мне надо снять месяцев на десять. Уже и зима суровая на подходе, да вот она и пришла-заледенели улицы, и Нева подо льдом у берегов, и закрутила злая позёмка, и грянул мороз, давно невиданный крепкий северный мороз с сильным ветром с залива, но толпа на Львином мостике не убывает, и переливается, и качается в вечернем стылом тумане, не останавливаясь ни на минуту. Подходящих вариантов пока нет, а то, что предлагают, не подходит для меня-в таких трущобах жить с двумя детьми невозможно. В начале декабря прошёл первый «фонетический» экзамен, и сразу поредели учебные группы-неизбежный «отсев» существенно сократил число претендентов на «коллективный» договор, но наша группа в полном составе удержалась на плаву. В доме на улице Шевченко мы уже познакомились со многими «франкоязычными» студентами и аспирантами, уже кое-что понимаем, и робко пытаемся объясняться с дружелюбными «французами», стараясь преодолеть неизбежный языковой «барьер».