2.
Видно, крепко промёрз я на Львином мостике, чувствую, что заболел, с правой стороны в груди образовалось что-то вроде крепко вбитого болезненного стержня, температура сразу подскочила, голова не в порядке, да и дышать стало как-то трудней. В студенческой поликлинике определили правосторонний бронхит, снабдили лекарствами и прописали «постельный» режим. Какой там «постельный»! А как же с языком? Ведь отстану безнадёжно, да и квартиру, всё-таки, надо найти! То ли лекарства помогли, то ли время само пришло, только, возвращаясь однажды с занятий, вдруг почувствовал, как что-то, вроде бы, «лопнуло» справа в груди, и, закашлявшись, я выплюнул на снег огромный сгусток кровоточащего гноя и чуть не задохнулся от холода, который, казалось, разорвёт мою грудь. Было такое ощущение, что грудь моя пробита насквозь, и через образовавшееся отверстие хлынул ледяной воздух. Прикрыл перчаткой рот и нос, постоял некоторое время под фонарём, под медленно падающими хлопьями снега. Не отнимая перчатки, добрался до остановки, доехал до дома, и с наслаждением выпил несколько чашек крепкого горячего чая с молоком. Ещё несколько дней чувствовал постепенно затихающую боль в груди, а на Львином мостике издалека увидел молодого паренька, который осторожно приближался к клубящейся толпе вдоль набережной канала, и почувствовал (интуитивно, что ли?), что это мой «вариант», лишь бы не спугнуть и не дать кому-нибудь «перехватить» его.
Я первым «перехватил» его вопросом: «Сдаёте или снимаете?» Он оказался «сдатчиком», который «сдавал» двухкомнатную квартиру на первом этаже нового дома в Купчино на улице Димитрова, 1. Это была квартира его жены, студентки ленинградского Политеха, но они жили в многоэтажке на проспекте Славы, в новой четырёхкомнатной «кооперативной» квартире, потому что у них, несмотря на молодость, было уже трое детей и четвёртый «на подходе». Квартиру в Купчино они сдавали «иногородним» студенткам местного Политеха, которые получили недавно дефицитные «места» в студенческом общежитии и выехали из Купчино. Помявшись, он добавил, что квартиру меньше, чем за «200 рэ» в месяц они не сдадут, и что им необходимо получить сразу за полгода «вперёд». Условия не из приятных, но вокруг нас уже группировались отделившиеся от основной толпы её «осколки», жадно прислушиваясь к разговору, и кое-кто уже готовился вмешаться в происходящее, но я успел сказать, что меня это устраивает, только надо осмотреть квартиру и окрестности.
Стандартный пятиэтажный «панельный» дом находился на дальнем восточном конце улицы Димитрова. Квартира располагалась в торце дома, и в зимние холода приходилось всего лишь теоретически рассчитывать на то, что торцевая её стена с широким окном выдержит атаку наружного холода. Квартира производила жуткое впечатление царящим там убогим беспорядком, со стенами, покрытыми грязными, разорванными во многих местах на куски, обоями. Затхлость и запустение производили гнетущее впечатление. Грязный туалет и покрытая ржавыми пятнами ванная заставляли крепко сомневаться в возможности когда-нибудь их отчистить и привести в «норму». Окна без занавесок, а окно в торцевой стене спальни выходило на совсем близкую трамвайную линию, где погромыхивали проходящие в оба конца «трамы». Батареи парового отопления едва теплились, но хозяин квартиры тут же что-то подкрутил, и батареи постепенно «погорячели». Выключатели электроламп работали только в прихожей, ванной и на кухне. Ну, и так далее. Правда, в прихожей стояла стиральная машина, на кухне приютился небольшой холодильник, в гостиной комнате был раздвижной обеденный стол в хорошем состоянии, четыре вполне приличных стула, диван под несвежим чехлом, а в спальне красовалась роскошная деревянная двуспальная кровать и новенький «шифоньер», то есть платяной шкаф. Прикинув начерно все «за» и «против», оценив предстоящую работу по наведению порядка и проверив «ордер», удостоверяющий право владеть этой квартирой именно жене моего потенциального «сдатчика», я, под давлением воспоминаний о моих многодневных безрезультатных походах на Львиный мостик, согласился подписать договор по «найму» квартиры, предусмотрительно заготовленный «сдатчиком» в двух экземплярах. Оба они уже были подписаны в «одностороннем» порядке его женой, но я попросил лично встретиться с владелицей квартиры.
На недалёком проспекте Славы высились железобетонные девятиэтажные башни-монстры, похожие друг на друга, «как две капли воды». Лифт поднял нас на восьмой этаж, и мы очутились на межэтажной площадке, мрачный внешний вид которой вполне подошёл бы для съёмок кровавых сцен в фильме ужасов. Мой спутник открыл дверь своим ключом, и нас встретила его жена и двое выглядывавших у неё из-за спины малышей- неприбранных, неухоженных, чумазых. Третий, видимо, уже видел сны, а что скоро появится четвёртый, можно было определить «невооружённым» глазом. Эта квартира была огромной, но беспорядочное нагромождение старой мебели, каких-то тряпок, разбросанной по углам одежды и обуви, делали её похожей на сарай. Просить документы хозяйки я как-то не решился, подписал оба экземпляра договора, и она сразу же, непроизвольно просияв, получила 1200 рублей наличными в обмен на два ключа от квартиры с улицы Димитрова, которые уже были у меня в кармане. Возвращаясь на Васильевский остров, я думал о том, почему никто из них двоих даже не поинтересовался, с кем они имеют дело.
Почти три недели я «возился» с этой «конюшней», отправляясь в Купчино на метро, или электричкой с Витебского вокзала после занятий, которые, к счастью, теперь заканчивались на целых четыре часа раньше. В конце этого срока я уже мог оставаться на ночёвку в нашей «рентованной» квартире, устраиваясь прямо в одежде на диване в гостиной-всё блестело чистотой и свежестью, выключатели и розетки были исправлены, не хватало только занавесок на окна и постельного белья. Мои нужды были услышаны в далёком Фрунзе, и вскоре отыскались «знакомые знакомых», которые жили в башне-многоэтажке на северном Гражданском проспекте, а эта башня была огромным общежитием какого-то ленинградского завода, и «знакомая знакомых» работала там, ни много, ни мало, а комендантом, то есть, была полновластной хозяйкой всех бытовых служб общежития. Теперь, уже наша знакомая оказалась, вопреки своему служебному статусу, милой доброжелательной женщиной, и за три моих визита на Гражданский проспект мы были обеспечены новым постельным бельём в трёх экземплярах, полотенцами, тёплыми одеялами, скатертью и плотными оконными занавесками. Всё, можно встречать моих дорогих девчонок и маленького сыночка, больше двух месяцев не видел их, а сын, наверное, меня уже забыл. Вечером перебираю кухонную посуду в навесном шкафу и обнаруживаю на одной из полок слой рассыпанного сухого гороха. «Рассыпался горох на семьдесят дорог», всплывает в памяти припевка из детских игр у подножия монумента вождя. Семьдесят дорог, и все они перед нами, и куда приведёт судьба?
Свободное копирование
