С волками жить - 3

17 августа 1957 года я стоял перед списком принятых на первый курс Политеха, и, наверное, в десятый раз, не веря своим глазам, читал: «Принят, принят, принят...». Не чувствовал я ног под собой, когда, на одном дыхании, промчался через нашу «Звёздочку», и мимо «пожарки» - вот оно, наше дно, а вот и мама, сразу все понявшая по моему виду, и, всегда такая неласковая, вдруг крепко, с плачем, прижавшая меня к себе. «Беги, обрадуй отца», сразу же сказала она, «он у себя на работе и придёт только вечером», а я уже мчался знакомой дорогой туда, к ЕЁ дому. Радостная и оживлённая встретила меня и её мама. «Откуда она узнала?» пронеслось в голове, и когда я ей сообщил прочитанное «принят», она тоже обняла меня и, повернувшись к старенькой иконе, перекрестилась и сказала: «Какой счастливый день! Ведь только что Виталик приходил сказать, что у меня сегодня родилась внучка!». Виталик был тот самый насмешливый молодой человек из Дубового парка, молодой муж старшей сестры-вокалистки и молодой теперь отец.

И необыкновенный год продолжался. Непрошедшие по конкурсу в Политех бросились штурмовать городские техникумы, и неожиданная нешахматная комбинация моего комбинатора старшего братишки закончилась тем, что я снова стал моим средним братом, недавно вернувшимся после законной воинской службы - ловко отклеенная фотография с его экзаменационного листа была также ловко заменена моей с кусочком «липовой» печати, оттиснутой на уголковом белом поле. Надев солдатскую гимнастёрку моего братца, я стал похож на юного «дембеля», именно так я был изображён на своей «липовой» фотографии. Смешные для меня три вступительных экзамена, и все на «отлично», в политехникум связи были завершены обратной комбинацией, заменившей мою фотографию на фотографию с законной уголковой печатью моего «демобилизованного» братишки-троечника. Через пару дней мы в семейном кругу за праздничным столом поздравляли сразу трёх братьев, ставших студентами. Бабушка в своём торжественном платье читала «Белое покрывало», сибирские песни дружно гремели, а обитатели дна приостанавливались, проходя мимо, чтобы завистливо прислушаться к происходящему в нашей комнате №2. Только отец не отплясывал своего «Камаринского», а задумчиво сидел в уголке и блестел повлажневшими глазами.