9
Вернувшись домой я предалась самым горьким и безотрадным размышлениям. Более всего меня мучило недоумение, как истолковала мой отъезд Эликонида. Вспомнился мне ее странный подозрительный взгляд вчера, в то время как она застала меня вырывающею руку из рук Плещеева. Мысль, что Эликонида могла заподозрить меня в тайных любовных сношениях со своим мужем, всякий раз заставляла меня краснеть от стыда и негодования.
Все это так подействовало на меня, возбудило во мне такое чувство отчаяния и обиды, что я стала думать о том, куда бы уехать из Москвы. Как раз около этого времени доктор Захарьин, часто бывавший у моих родителей, заметил, что у моего маленького сына одна рука толще другой, и велел ехать в Старую Руссу для предупреждения костоеды. Я собралась очень скоро. Накануне отъезда я сидела у открытого окна, поджидая целую компанию знакомых, обещавших приехать провести со мной последний вечер, как вдруг из подкатившей пролетки вышла Эликонида.
- Здравствуйте! или не хотите меня видеть? - спросила она протягивая мне руку.
Я протянула руку, но от волнения не могла выговорить ни слова. Эликонида, тоже не говоря ни слова, обняла меня, и мы крепко поцеловались.
- Я вам очень благодарна, что приехали... мне было больно уехать не простившись с вами... К тому же я не знала, как вы обо мне думаете, - сказала я прерывисто, подавляя слезы.
- Разве же можно о вас дурно думать? - опять поцеловала меня с нежностью Эликонида. - Я себе простить не могу, что хоть минуту могла подозревать вас в лицемерии. Милая, милая, тысячу раз милая! Где бы вы ни были, что бы с вами ни случилось, - напишите, я приеду к вам на помощь. Обещаете?
Я только молча ее поцеловала, потому что от волнения не могла произнести ни одного слова, боясь расплакаться.
- Нет, вы мне скажите, дайте слово!
- Хорошо, хорошо, даю.
- Ну а писать будете?
- Зачем? - спросила я смущаясь.
- А, так, значит, вы все еще не простили меня? сердитесь? - сказала Эликонида с укоризной.
- Не сержусь, милая, не сержусь! Я только думаю, что будет лучше вовсе не писать. Со временем, потом, быть может...
- Нет, нет, никак не со временем, а именно по приезде на место. Так даете слово, что будете писать? - спросила, она серьезно на меня глядя.
- Извольте, с тем чтобы и вы писали аккуратно.
- Разумеется. Если не я, так как мне всегда трудно засесть писать, то муж будет это делать с величайшим наслаждением. Ну, а теперь прощайте!
- Куда же вы? - воскликнула я с сожалением.
- Вы знаете, я ведь к вам тайком от мужа. Известие о вашем внезапном отъезде как громом поразило нас. Муж звал меня ехать с ним завтра провожать вас. Я было согласилась, но потом передумала: мне захотелось проститься с вами не на людях; пусть уж он едет завтра один. Не делайте такой недовольной мины - это нехорошо! Пожалуйста, будьте любезны с ним как со всеми и никаких жестокостей не отпускайте. Совершенно лишнее быть жестокой, - серьезно вам говорю. Слышите?
- Слышу, слышу, - пожала я ей руку.
- Ну то-то, прощайте же теперь окончательно, не поминайте лихом и смотрите пишите.
Затем мы еще раз обнялись, и Эликонида уехала. После этого свидания мне только раз пришлось видеть Эликониду в мой короткий приезд в Москву. Через год или полтора она заразилась тифом, ухаживая за своей кухаркой, и умерла.
- Знаете что, я был очень рад, когда узнал, что вы уехали из Москвы, - сказал мне покойный Салтыков, когда мы вскоре после смерти Эликониды разговорились с ним о ней и о нашей первой с ним встрече у Плещеевых на даче. - Ведь он же, право, был тогда по уши влюблен в вас! Не качайте головой, правду говорю, хоть всего один вечер провел с вами у них. И мне, право, было до смерти жаль эту прекрасную женщину; не ценил он ее при жизни, а теперь ноет и нюни распускает. А чего простить не могу - так это того, что он на ее смерть уже стихи написал и нам в редакцию прислал с непременной просьбой скорее их напечатать. Так-таки не утерпел, чтобы на ее неостывшую могилу стихами не накапать. Уж эти поэты!
Свободное копирование
