В Москве, в Сокольниках, открылась американская промышленная выставка, а в Америке – советская. Это случилось впервые в истории наших государств. Народ валил валом. Многим выставка просто открыла глаза. Многие считали, что в странах капитала только малюсенькая группа людей живет хорошо. А все остальные мучаются в трущобах, бараках. Тогда существовал «железный занавес». Информация о Западе почти не просачивалась. Что-то появилось, когда армия-победительница прокатилась по полям Восточной Европы и Германии. Страны тогда лежали в руинах, но и по руинам можно было кое-что понять, однако, не очень много.
На выставке Америка предстала в своей архитектуре, машинах, цветных телевизорах, бытовых приборах. У меня возникло ощущение, что Америка идет впереди, но не очень далеко. Идет спор почти "на равных". Я прекрасно помнил, что в 1946 году уровень жизни в Америке был гораздо выше, чем в СССР в 1960 году. Но я там не был 15 лет, может, там стало хуже, депрессия, кризис. Видимо, такова сила государственной пропаганды. Ничего не поделаешь! Объективно страна начинала отставать, но в ощущениях это пока не было заметно. Чувство падения в пропасть нам еще предстояло пережить, правда, очень не скоро.
Работать на сборке было интересно, но где-то на третьем курсе я все же стал подумывать о переходе в КБ. Во-первых, все равно в цеху я был человек временный, и чем раньше я включусь в свою основную работу, тем лучше. Во-вторых, я понял, что слесарь я, скажу аккуратно, не «от бога». Конечно, я достаточно упорен, дисциплинирован, грамотен, чтобы хорошо освоить эту специальность. Но Ирка была права, руки у меня росли не из того места. Когда истинный сборщик берет в руки дрель, она становится продолжением его руки. Он инстинктивно сверлит отверстие под прямым углом к поверхности. Он работает с удовольствием. Я всегда работал с напряжением, проверяя каждый раз угольником перпендикулярность сверла. Эти усилия и моральное напряжение не давали мне возможности работать быстро и весело. Ирка, конечно, никогда не видела, как я держу дрель, но она по каким-то косвенным признакам угадала.
Из меня, пожалуй, получился бы неплохой слесарь, но только не за счет таланта и рабочей хватки, а за счет упорства и желания. Возможно, я был бы даже доволен жизнью, хотя, как уже писал, считал для себя комфортней совсем другую среду. (Самыми большими ценностями в жизни я все-таки считал не деньги и власть, а знания). Я бы привыкал, переделывал себя, повышал квалификацию, постепенно добиваясь успехов. К тому же, я не пил. А для начальства это очень важно. Но после поступления в институт все эти рассуждения уже носили абстрактный характер.
Последнее время я работал по сборке линий управления самолетом. Если в некоторых туполевских машинах управляющие плоскости- рули, элероны отклонялись электрическими рулевыми машинками, то на "Яках" управление создавалось механическое. От ручки пилота и педалей шли металлические тяги. Между тягами стояли качалки, которые крепились к шпангоутам и передавали движение с одной тяги на другую и, в конце концов, отклоняли управляющие поверхности. Это движение в середине пути многократно усиливалось гидроусилителями-бустерами. Я с ребятами из КБ облазил весь самолет, измеряя длину тяг. Все самолеты "ЯК-28" были одинаковые по своим размерам, собирались в одних и тех же стапелях, тщательно нивелировались, однако тяги каждый раз приходилось делать разной длины, причем, существенно разной. Вот загадка природы!
С начальником бригады управления у меня сложились очень хорошие отношения. Я поговорил с ним о возможном переходе в его бригаду. Он пообещал, людей у него не хватало, а у меня уже был кое-какой опыт, который можно использовать. Однако, мастер меня не отпустил, а ссориться с ним начальник бригады не захотел. Почему так решил мастер, не знаю. То ли он хотел для моей же воспитательной пользы подольше подержать меня в группе слесарей? Может быть, у него тоже просто не хватало людей? А может быть, он - просто, вредный старикашка?
Через некоторое время, когда начальник бригады несколько раз ненавязчиво заводил со мной разговор о том, что я собираюсь делать после окончания института, то я уходил от ответа. К тому времени мною было принято другое решение.
Просто расхотелось переходить в бригаду управления. Стало казаться, что работа там не очень интересная. Чертежи для новых машин мало отличались от предыдущих. Они просто срисовывались, слегка корректировались. Потом уточнялись по месту, поэтому у нас в цехе все время и суетились ребята из КБ. А где же творчество? Я понимал, что «новое» всегда стоит на прочном фундаменте проверенного жизнью «старого», но не на 95 процентов, тогда это совсем неинтересно! Работа инженера превращалась в работу чертежника-копировщика. Может быть, я и не прав, но в то время я именно так и думал. А черчение я не очень любил. Когда это понял, то перешел в МАИ из группы «самолётчиков», к тому времени группы уже разбились по направлениям, в группу приборного факультета.
Люди там учились все знакомые, до третьего курса специализации вообще не было, да и позже некоторые лекции мы посещали все вместе.
Свободное копирование
