Однажды зимой наш полк построили и повели через весь город на аэродром. Накануне пролился дождь, затем ударил мороз. Взлетная полоса заледенела. Потом пошел густой снег. Полк вместе с солдатами летной части весь день расчищали от снега взлетную полосу и скалывали лед.
На взлетной полосе стояли несколько самолетов ИЛ-28, ТУ-16 и знакомый мне, почти родной, ЯК-28. Я впервые увидел ЯК-28 вне стен сборочного цеха. Здесь он казался более приземистым, чем в цеху, и очень красивым. Рядом выступал высокий щеголеватый летчик в кожаной куртке и планшеткой на ремешке. Вокруг него собралось несколько наших офицеров. Я прислушался к разговору. Летчик рассказывал, как он сопровождал в полете ТУ-16 и на экране своего локатора легко выделял среди «шумов» метку цели - отраженный сигнал от ТУ. Он несколько раз захватывал цель и устойчиво сопровождал. Я тогда ничего не понял из его слов, что такое «шум» и «сопровождал»? Офицеры слушали с большим почтением, тоже мало, что понимая. Только летчик не сообщил, на какой дальности он «видел» ТУ. Наверно на маленькой, раз сопровождал бомбардировщик.
Мне показалось, что служба солдат в авиационной части намного легче, чем наша. Ни тебе многокилометровых маршей, стрельб, учений. Ходи себе вокруг самолета. Лафа! Впрочем, кирпич, который несет другой, всегда значительно легче, чем тот, который несешь ты сам.
А вот кому действительно было легко служить, так это писарям и спортсменам. Отбор солдат для службы в штабе среди новобранцев происходил уже в карантине. Обладателей хорошего почерка и умеющих рисовать ожидала легкая служба в «тепле и светле» рядом с большим начальством.
Спортсмены тоже служили легко: непрерывные спортивные сборы, соревнования, поездки в другие города, усиленное питание. Не жизнь, а малина. Конечно, умеющих хорошо писать и рисовать, призывалось на службу в армию гораздо больше, чем требовалось для штаба. Тут в армейской судьбе новобранцев играл роль случай.
Рукоприкладства в армии не было. Я не только сам ничего подобного не видел, но и не слышал от старослужащих, чтобы офицер когда-либо ударил солдата. Ругались матом и без мата, раздавали наряды вне очереди, иногда несправедливо, но не дрались. С сержантами иногда дрались. Но не по службе, а как мужик с мужиком.
Из литературы я знал, что в традициях русской армии были телесные наказания. Не знаю, когда это прекратилось. Может быть при Александре Втором? (Реформа Милютина). До этого солдат пороли. В западных армиях телесные наказания давно отменены. Наполеон считал, что порка бесчестит солдат, а обесчещенный солдат плохо воюет. В армии Наполеона трусов расстреливали, но не пороли. В Риме граждан тоже не подвергали телесным наказаниям: изгнание или казнь. В русской армии, вовсю, пороли, однако эта поротая армия разбила и Фридриха Великого, и Наполеона. Наверное, русский солдат не воспринимал порку, шпицрутены, как попрание чести. Для него это был всего лишь варварский обычай. Кровавая привилегия дворян.
В русской армии нижних чинов и офицеров разделяла культурная, имущественная, этическая и сословная пропасть. В Советской Армии солдаты и офицеры были из одного теста. В нашем полку служило много солдат с высшим гуманитарным образованием. В гуманитарных ВУЗах не было военной кафедры, и после института ребят призывали в армию. А офицеры зачастую оканчивали среднее военное училище. Так что культурного разрыва между солдатами и офицерами, в среднем, не наблюдалось.
Климат и обычаи в армии отражали условия и отношения, характерные для страны в целом. Мы хорошо знали, что старшины, начальники продовольственных и вещевых складов подворовывали. Но их мелкое воровство почти не влияло на питание и обмундирование солдат. Воровали в пределах утвержденного процента усушки, утруски, боя стеклотары и т. д. Может быть, кто-то превышал «нормы», но большинство сохраняло чувство «меры». Можно было поставить рядом с мешками сахара ведро с водой. Через сутки в ведре воды убавлялось, а мешки становились тяжелее. Очевидно, использовалось много хитроумных способов мелкого воровства.