Во вторую декаду сентября город обезлюдел. Кто поддался на призыв управы и выехал вместе с тыловыми учреждениями немцев, а в них работало и много русских, кто просто подался в деревни, подальше от возможных боёв в городе. Была попытка и выселения силой. Силой городских полицаев. Но они уже не выслуживались: поняли, что их всевластию приходит конец. По неосторожности и мы с бабушкой попали в толпу, собранную со Смоленской и прилегающих улиц. Полицаи сопровождали колонну весь день, а ночью смылись. К вечеру второго дня мы снова были дома.
Наша авиация уже среди белого дня совершала налёты. Бомбили уже с малых высот и выборочно: железнодорожный узел с ВРЗ и депо, дома расквартирования штабов и частей, в большей части уже пустующие. Небольшие узконосые одномоторные самолёты врывались в город вдоль основных шоссе, сбрасывали по нескольку бомб и, прижавшись к крышам домов и деревьям, исчезали из поля зрения за окраинами города. Зенитки успевали стрелять только им вслед. Позже мы узнали, что это были знаменитые штурмовики Ил–2 и Ил–10, «летающие танки».
Однажды на моих глазах пара штурмовиков прошла над крышами домов вдоль Смоленского шоссе, и, подлетая к Дому Ударника, ныне гестапо, сбросила две бомбы. Я видел, как от самолётов отделились две чёрточки и устремились к зданию, тут же прогрохотали взрывы. Позже выяснилось, что бомбы прошили здание насквозь и взорвались на улице по другую сторону, разворотив там стены и один подъезд. К вечеру дом опустел, документы и служащих вывезли на нескольких крытых грузовиках. Были ли погибшие – оставалось только гадать. Говорили, что гестапо ко времени бомбёжки почти всё выехало, оставалось несколько служащих – переводчиков и писарей. Это были русские, но не наши городские: с немцами приехали, с ними и уехали.
Наконец мы дождались снятия охраны со склада по улице Горького. Это был самый большой склад вблизи нашего дома, не считая разбомбленного на соседней улице – тот не существовал уже с осени 42-го. Мы пробрались в склад со стороны садов и обнаружили в одном из складских сараев нетронутые мешки с гречей и кукурузой. Эти сокровища мы тотчас начали таскать кратчайшим путём через сады и огороды. Подключилась сестра. Вдвоём, за несколько рейсов, мы смогли перетащить всего лишь пудов пять – так определила Лена. Васька, как старший, предложил привлечь взрослых – перетаскать всё было не в наших силах. Да и не предполагали мы, что запасаться надо на годы, что голодное время ни куда не исчезнет.
За двое суток склад был очищен. Дети таскали малыми мешками днём, взрослые предпочитали ночь. К этому времени появилась мама, чудом освободившаяся из тюрьмы и прятавшаяся уже несколько дней. Я не мог понять, почему она таскает мешки только в тёмное время, предпочитая днём куда-то исчезать. Другие женщины со всей округи, осмелев, уже грабили склад днём вместе с нами, детворой. И только после освобождения я узнал и про её задержание и про тюрьму и про полицейского, вызволившего её из застенков. Она не знала, по случайности или преднамеренно полицай вывел её из толпы и присоединил к группе мешочниц, попавших в облаву, и опасалась, что её уже ищут. В том числе тот же полицай, который знал, что мама задержана не впервые. Да и задержали её по дороге из партизанского края, а не в городе. В конце концов, страх за детей и возможность голода этой же зимой, вынудил её покидать убежище хотя бы на ночь. Не знаю, полностью ли жители вычистили этот склад, но мы натаскали несколько мешков, заполнив ими погребок под полом. Молотой на крупорушке кукурузы на каши и гречи на блины нам хватило на несколько лет, почти до отмены карточек. Правда, в условиях бабушкиной бережливости – каши и блины она считала праздничным блюдом.
Свободное копирование
