Помню ещё подготовку к встрече Нового года. Видимо, это наступал 41-й. Дядя Коля принёс ёлку и помог надеть на верхнюю ветку стеклянный наконечник со звездой.
Потом мы с Леной крепили к веткам дожди и гирлянды, корзиночки и фонарики – всё было склеено из цветной или раскрашенной акварелью бумаги.
Из фабричных игрушек был только верхний наконечник и Дед Мороз из ваты. Дед был обмазан лаком с блестками.
Нашлось ещё несколько толстостенных стеклянных шаров, когда-то покрашенных изнутри в золотые и серебряные цвета, но без креплений. Крепили мы их к веткам с помощью продетых внутрь спичек с нитяными петлями. Украсили шары акварелью снаружи – фабричная окраска почти вся осыпалась.
Пока мы возились со своей ёлкой, дядя стал наряжать на кухне свою. У нас у окна стоял в кадке большой фикус – на него дядя подвесил свои игрушки: пару колец колбасы, сухари и несколько шкаликов со спиртным.
Не знаю почему, но этот спирт в маленьких бутылочках взрослые называли «ханькой». Возможно, это был денатурированный спирт, помню даже его голубоватый оттенок. Но «ханьку» по праздникам пили все – водки, видимо, в продаже и не было. Или была не по карману.
В разгар нашего спора, чья ёлка красивее, в дом зашёл почтальон – принёс какую-то почту. Дядя замял спор с нами, загородил спиной ёлку-фикус, а когда почтальон ушел, стал спешно снимать с фикуса свои украшения и прятать в стол.
Мы же, разогретые спором, желали его продолжения – ведь никто ещё не победил! На вопрос бабушки он ответил что-то вроде того, что после почтальона можно ждать более серьёзного начальства. Старайся потом, доказывай, что не издевался над нововведённым праздником – Новым годом! Мне это было непонятно, но почему-то запомнилось.
Детские размышления по этому поводу ни к чему не привели. Много позже, уже взрослым я понял, почему дядя испугался появления в доме постороннего, почему замял свою весёлую и безобидную шутку. Только в хрущёвскую «оттепель» у меня, как и у многих открылись глаза на страх людей перед системой всеобщего доносительства.
Души взрослых уже были поражены страхом перед карательными органами государства, перед реальностью получить тюремный срок за пустяшную шутку или анекдот.
Однажды на дворе завода стал свидетелем захватывающей картины – группа рабочих с винтовками в руках выполняла ружейные приёмы. Ружья не настоящие – деревянные, но это не снижало зрелищность.
-«На пле-чо!» «К но-ге!» «На пре-вес!» «Вперёд коли – назад прикладом бей!» – эти слова я запомнил на всю жизнь. Потом они маршировали и пели: «…Когда нас в бой пошлёт товарищ Сталин и первый маршал в бой нас поведёт!»
Я мечтал о таком, пусть деревянном, ружье, а детскую грудь переполнял восторг – вон как умеют воевать даже простые дяденьки, не красноармейцы!
Пройдёт всего год, и я увижу настоящую войну. Но не внезапно, не как дети больших городов, попавшие сразу под бомбёжки, увидевшие пожары, разрушения и гибель людей тогда, когда и взрослые ещё не понимали, что началась самая страшная и долгая война. Мы, дети маленьких городков, посёлков и деревень познавали это страшное понятие – война – постепенно.
Были ли мы детьми в эти долгие четыре года войны? Особенно мы, пережившие оккупацию, узнавшие не только скитания, голод и холод, но и видевшие убитых, сгоревших, расстрелянных, растерзанных снарядом или бомбой.
Мы взрослели очень быстро. Физически мы оставались детьми, но ум становился изощрённей, мысль острей.
Это стало особенно заметно, когда с осени 43-го начали возвращаться из эвакуации наши сверстники, тоже немало перенёсшие, но не видевшие главного – смерти, ходящей вокруг и заглядывающей в глаза. Мы это видели, а потому были взрослей.
Свободное копирование
