На фотографии Н.С. Хрущев на выставке в Институте геологии и геофизики. Докладывает прфессор Ю.Б. Румер. На переднем плане Рада Никитична Аджубей, дочь Н.С. Хрущева.
второй визит Н.С. Хрущева в Академгородок
В начале марта 1961 года Н.С. Хрущев посетил Академгородок еще раз. К его приезду на этот раз готовились очень тщательно. Прежде всего, я увидел в приемной Лаврентьева (как я уже писал, это был просто отгороженный торец коридора) довольно скромную по размерам, но впечатлившую меня по результатам выставку достижений ученых Института цитологии и генетики. Там были зерновые растения (наверное, пшеница) с необыкновенно большими зернами. Запомнилась мне и полиплоидная свекла-гигант. Я понял, что Лаврентьев хочет показать эту выставку Хрущеву, чтобы он обратил внимание на то, чего могут достигнуть ученые-генетики.
Мы тогда, конечно, были в курсе нового карьерного взлета Лысенко, которого Хрущев приблизил к себе. У меня к деятельности Лысенко было резко негативное отношение. Среди моих друзей и знакомых было много биологов, и я не один раз слушал их рассказы о 1948 годе и гонениях на генетиков. Они рассказывали и о том, что здесь в институте собраны сохранившиеся остатки некогда сильнейшей школы генетиков.
У Володи Штерна был друг, студент университета Юрий Никоро. Его мама Зоя Софроньевна Никоро, была крупным генетиком. В 1948 году ее уволили с работы и, чтобы прокормить семью, она устроилась тапёром в ресторане. Теперь она была заведующей лабораторией в Институте. Среди активных деятелей института, которых я знал тогда, был Юлий Яковлевич Керкис, тоже заведующий лабораторией.
А директором института цитологии и генетики СО АН вместо академика Николая Ивановича Дубинина, который в 1948 году открыто на сессии ВАСХНИЛ критиковал Лысенко, в 1959 г. стал канд. биологических наук Дмитрий Константинович Беляев. Его в институт пригласил Н.И. Дубинин. Беляев впоследствии был избран член-корр. АН и академиком. Он оставался директором института до своей кончины в 1985 г.
Гости довольно долго пробыли в Институте геологии и геофизики, где была развернута выставка достижений СО АН. Там директора некоторых институтов рассказывали Хрущеву о результатах первых научных исследований. Сохранились фотографии, где докладывают профессор Юрий Борисович Румер и академик Андрей Алексеевич Трофимук.
Академик Трофимук в своих воспоминаниях приводит интересную историю, происшедшую там.
«В свой последний приезд Никита Сергеевич привез с собой дочь Раду. Она, по специальности биолог, проявила интерес к экспозиции, внимательно ее осмотрела. А когда Хрущев стал в очередной раз упрекать Лаврентьева, Рада, находившаяся рядом, услышала это и неожиданно сказала:
– Отец! Не на ту лошадь ставишь! Провалишься ты на этом! Я была там и все видела. Это самый современный уровень. Незаслуженно ты нападаешь на них.
Все опешили... И сам Хрущев какое-то время был в замешательстве. А потом стал отшучиваться:
– Видите, какие времена нынче настали! Как родная дочь со мной расправляется!
На этом инцидент был исчерпан».
Рада, действительно, была в Институте цитологии и генетики, а академик Трофимук, на самом деле, рассказывал Хрущеву на выставке в Институте геологии и геофизики, как много нефти и газа в Сибири:
– Сибирь плавает на нефти, – говорил он Хрущеву.
Правда, в те времена нефть в Сибири пока не нашли, и Хрущев отнесся к этому заявлению скептически.
Имя Рады для меня не было пустым звуком, – она была членом редакции моего любимого журнала «Наука и жизнь».
На слуху у всех было и имя ее мужа журналиста Алексея Аджубея, который организовал необычные для того времени и очень подробные репортажи о поездках Хрущева. Аджубей работал сначала в «Комсомольской правде», где прошел быстро путь от литературного сотрудника до главного редактора, а в 1959 стал главным редактором газеты «Известия». Я и выписывал в те времена именно эту газету, потому что она стала, как бы символом хрущевской «оттепели». Вероятно, она была наиболее либеральной из всех газет и журналов, потому что Аджубей мог позволить себе то, чего никто другой позволить не мог.
Был Хрущев и в институте гидродинамики, но не в главном корпусе, где в приемной Лаврентьева лежала полиплоидная свекла и демонстрировались другие весьма впечатляющие достижения сельскохозяйственной продукции Института цитологии и генетики СОАН вместе с несбывшимися надеждами генетиков, а во вспомогательном корпусе, где стоял импульсный водомет Богдана Войцеховского, который мощной импульсной струей воды дробил кирпичи.
Лаврентьев рассказывал Хрущеву и о работах по применению взрыва в народном хозяйстве. Потом они заехали в Золотую Долину, где хорошо угостились сибирскими пельменями под водочку. Хрущев на этот раз был, вроде бы, удовлетворен всем, но все время отпускал в его адрес довольно колкие замечания.
В театре оперы и балета была назначена встреча Хрущева с общественностью города. У меня не было пригласительного билета, и я смотрел все это «действо» по телевизору.
Когда Хрущев вышел на трибуну, я сразу увидел, что он находится в сильном подпитии. Но говорил он более-менее складно, иногда с бумажкой, иногда без, порой, правда, получалось коряво и сумбурно. Как обычно, говорил о кукурузе и о повышении благосостояния советских людей, поминал «кузькину мать», которую мы покажем империалистам. Все это было знакомо, и большого интереса не вызывало.
Но вот он обратился к поездке в Китай и рассказал о разногласиях Советского Союза с Китаем и Албанией.
Потом перешел к науке. Сказал, как много ждет страна от науки. Рассказал о важности селекционной работы, которую проводит академик Лысенко и «мичуринская биология». А потом посмотрел на Лаврентьева, сидящего в президиуме собрания на сцене театра, и неожиданно сказал слова, которые я запомнил на всю жизнь:
– Вот гляжу я на тебя, Ермак ты Тимофеевич, и вижу, хочешь всю Сибирь к рукам прибрать. Не выйдет! – сказал Хрущев и повел указательным пальцем слева направо. А потом справа налево. – Не дадим! И он в каком-то полупьяном кураже продолжал поводить пальцем справа налево и слева направо... Справа налево и слева направо...
А камера телевизионного оператора в этот момент показала Михаила Алексеевича крупным планом. Он сидел за столом президиума прямо, сжав руки перед собой, несколько раз передернул плечами, а на лице его блуждала вымученная улыбка.