В следующий за сим день, ходил я поутру опять к своему начальнику. Он мне в сей раз ничего не говорил о своих предназначениях и намерениях и, как приметно было, во всем от меня таился, а я -- от него; ибо самому на все выдаваться мне не хотелось. Новое было только то, что хотелось ему сделать людскую комнату теплою, но не знал, как я кому бы то поручить, и сказывал мне, что поручил то Варсобину и сержанту нашему Барковскому, которого назначил быть у себя дворецким. Видно было, что ему не хотелось меня сим делом озабочивать и обременять, а я тому и рад был и нарочно промолчал и не сказал ему ни одного слова, а сам в себе только подумал: "посмотрим, как-то они все это сделают?" И походив с ним несколько по саду, удалился опять заниматься своими неразъехавшимися еще родными гостями, с которыми мы и в сей день догуляли и повеселились довольно.
Таким же почти образом провели мы и следующий за сим день. Я все утро провел у Дурова, и мы с ним говорили о госпитале волостном. Охотно б хотелось ему и оный совсем уничтожить, но обстоятельство, что известна об оном сама государыня и основан он был по ее воле, выгнало из головы его сии мысли. К тому же, искусный лекарь наш был для самого его не бесполезен и надобен. Впрочем, бродили у него всё мысли о затеваемом им измерении всех отдаточных в наймы земель, чрез посредство выпрошенного землемера -- предприятие, требующее великого и долговременного труда и беспокойства, но не совсем нужное, а можно было и без того обойтиться. Я неведомо как страшился, чтоб не вздумалось ему заставлять самого меня бродить с землемером по пространным степям нашим и подвергаться не только скучным и тяжким трудам, но и всем суровостям погод дурных и беспокойных, на что бы я никак и ни за что не согласился, и потому рад был, что он о сем со мною ничего не начинал говорить, и наивозможнейшим образом остерегался дать ему знать, что мне наука землемерская столько же известна, сколько и лучшему межевщику, и что я мог бы дело сие и без землемера произвесть в действо. А того более озаботился, узнав, что у него был о сем накануне сего дня разговор с секретарем нашил Щедиловым, и что он открывал ему намерение о том, чтоб я ездил с межевщиком на межу. И потому, соображаясь с сим, употребил маленькую хитрость, жалуясь ему в сие утро, что у меня болят что-то ноги, как и действительно они у меня в сей день и сие время очень потели, а сие мне и помогло и выбило у него из головы мысли о посылании меня на межу. В наступивший непосредственно за сим субботний день, в который обыкновенно делывались у нас наряды рабочим людям и производились суды и расправы, было у нас с ним много хлопот. Г. Дуров занимался опять своими прежними вышариваниями и копаниями. Ему вскружили голову наряды работных людей, и он учился у меня как делать сим нарядам раскладку. Сколько казалось, то хотелось ему лишить меня пастухов, стерегущих скотину, и водовозов, привозивших на двор воду, которые исстари и все прежние управатели пользовались. Это было его первое покушение против меня, и меня так растрогало, что я с видом неудовольствия представлял ему, что привилегия сия управителям сих волостей существовала издревле и всеми прежними главными командирами была подтверждаема, и насилу-насилу отклонил его от сего предприятия. С другой стороны, сказано мне было, что и супруга его, гуляюща по саду, изволили гузыниться об малине, которой разведено было мною великое множество, и приказала садовнику более не давать нам оной. Досадно мне было сие очень, но я принужден был проглотить сию пилюлю, произведенную единою завистью. Однако, я плюнул на все сие и успокоился тем наипаче, что у меня и в собственном моем садике было довольно сих ягод, а чувствительнее того озабочены мы были рыбою, которою до того пользовались мы из прудов Богородицких; однако, до сих дело еще не доходило.
Впрочем, в сей день отправил я опять сына моего в свою деревню, ибо как тогда наступило самое удобное время для прививания в садах листочных прививков, то хотелось мне, что он при себе поразвил в садах моих несколько больших яблоней и превратил из худых в хорошие; к чему и снабдил я его с наилучших плодовитых яблоней ветками; чем и учинено было в садах моих первое основание хороших плодов. Сверх того нужно было ему кое-что исправить там по делам, производящихся для предварительного и заблаговременного приготовления к приезду нашему туда жить; ибо хотя мы и не спешили проситься в отставку, да и от Дурова ни какого изгнания и утеснения себе не видели, но по всем обстоятельствам можно было заключить, что нам долго с ним ужиться вместе никак будет не можно, и потому, чем ранее все нужное в доме к приезду своему приготовим, тем лучше. И как там, по обветшалости нашего старого дома, хотя и имели мы особые маленькие хоромцы, в коих на первый случай поместиться и самим нам жить было можно, но недоставало других домашних нужнейших зданий, как например: кухни, людской избы, конюшни и каретного сарая; к запасению же дома нашего оными, сын мой в прежнюю свою поездку в деревню, сделал начало и основание,-- то нужно было ему и за сими строениями посмотреть. К тому же вздумалось нам, при сем случае и отправить с ним туда некоторые вещи, без которых нам обойтиться было можно, дабы они заблаговременно в деревню нашу перевезены были, и нам при дружном переезде не принуждено было их бросить. К вещам сим в особенности принадлежали некоторые намалеванные на досках обрезных и служащие для украшения садов статуи, вазы и прочие, которые все составляли хотя безделки, но мне они могли годиться для украшения садов моих. Паче всего не хотелось мне пожертвовать Дурову употребляемые при земляном строении и самим мною удачно выдуманными станками, машинами и инструментами, кои для него столь же нужны и драгоценны быть могли, как свинье дорогие перлы и алмазы. Итак, при сем случае, отправил я и все оные к себе в деревню, которые и поныне еще целы и у меня хранятся.
Свободное копирование
