Был у меня в доме столяр Кузьма Трофимович, человек по рукомеслу его очень нужный и надобный, но пьяница прегорький. Как ни старался я воздержать его от сей проклятой страсти, но ничто не помогало, но зло сделалось еще пуще. К пьянству присовокупилось еще и воровство. Ибо как пропивать было нечего, то принялся он красть и все относить на кабак. Уже во многих воровствах был он подозреваем, уже пропил он весь свой инструмент, уже обворовал он всех моих дворовых людей, уже вся родня на него вопияла, а наконец, дошло до того, что начала с скотского двора пропадать скотина. Не один раз я уже его секал, не один раз сажал в рогатки и в цепь, но ничего тем не успел. Словом, дошло до того, что я не знал, что мне с ним делать; ибо жалел его только для детей его. Один из них был моим камердинером, грамотный, умный и мне усердный малый, и лучшим моим человеком -- самый тот, о котором при описании моего последнего путешествия упоминал я под именем Фильки и который всюду езжал со мною. Другой, по имени Тимофей, служил при моем сыне, был сущий гайдук и малый ловкий и проворный; а третий, по имени Сергей, был в музыке моей первым флейтраверсистом, но обоих тех меньше и также малый неглупый и ко всему способный. Все сии дети казались смолоду очень хороши; но как оба первые повозмужали, то, к сожалению моему, оказалась и в них такая ж склонность к питью; а притом еще замечено злобнейшее сердце. И сии-то молодцы подали мне повод к помянутой досаде и беспокойству. Так случилось, что, за несколько пред тем дней, надобно мне было отца их опять унимать от пьянства и добиваться о последней пропаже в доме и до того, откуда берет он деньги на пропой? Посекши его немного, посадил я его в цепь, в намерении дать ему посидеть в ней несколько дней и потом повторять сечение понемногу несколько раз, дабы было оно ему тем чувствительнее, а для меня менее опасно; ибо я никогда не любил драться слишком много, а по нраву своему, охотно бы хотел никогда и руки ни на кого не поднимать, если б то было возможно; и потому, если кого и секал, будучи приневолен к тому самою необходимостью, то секал очень умеренно и отнюдь не тираническим образом, как другие. Большой сын его был сам при первом сечении и казался еще одобрявшим оное и бранящим за пьянство отца своего. Может быть, думал он, что тем тогда и кончится. Но как чрез несколько дней привели его опять ко мне но случаю, и мне вздумалось еще его постращать,-- как вдруг оба сынка его скинули с себя маску и, сделавшись сущими извергами, не только стали оказывать мне грубости, но даже дошли до такого безумия, что один кричал, что он схватит нож и у меня пропорет брюхо, а там и себя по горлу; а другой, и действительно, схватя нож, хотел будто бы зарезаться. По всему видимому, так поступать научены они были от своего родимого батюшки, ибо самим им так вдруг озлобиться было не за что и не натурально. Но как бы то ни было, но меня поразило сие чрезвычайно. Я вытолкал их вон и имел столько духа, что преоборол себя в гневе и стал думать о сем с хладнокровием. Тогда, чем более стали мы о сем думать, тем опаснее становиться сие дело: вышло наружу, что они во все те дни, как змеи, на всех шипели и ругали всех, и даже самого меня всеми образами. Словом, они оказались сущими злодеями, бунтовщиками и извергами, и даже так, что вся дворня ужаснулась. Они думали, что дело тем и кончилось, ж что они меня тем устрашили и напугали; однако, я и сам умел надеть на себя маску. Они, повоевав и побуянив, разошлись: один пошел спать на полати, а другой отправился в город попьянствовать, ибо думал, что он уже свободен сделался и мог что хотел предпринимать и делать. Я же, между тем, посоветовав кое с кем и подумав, как с злодеями сими поступить лучше, велел их перед вечером схватить невзначай и сковав посадить их в канцелярии на цепь. Мы опасались, чтоб они в самое сие время не сделали бунта и мятежа и чтоб не перерезали кого. Однако, мне удалось усыпить их мнимым своим хладнокровием и спокойным видом, и оба храбреца увидели себя, против всякого их чаяния и ожидания, в цепях и под строгим караулом в канцелярии.
Со всем тем, происшествие сие навело на нас много беспокойства. Видел я, что мне обоих сих молодцов держать при себе было впредь уже не можно, а и сделать с ними что -- я не ведал. Видел я, что оба они навсегда останутся мне злодеями, но чем тому пособить не предусматривал. В рекруты их отдать не только было жаль, но для них было бы сие и наказание очень малое, а надобно было их пронять и переломить их крутой, злодейский нрав; а хотелось и сберечь их, буде можно. Итак, подумавши-погадавши, расположился я пронимать их не битием и не сечением, которое могло б увеличить только их против меня злобу, а говоря по пословице, не мытьем, так катаньем и держать их до тех пор в цепях, на хлебе и воде, покуда они поутихнув вспокаются и сами просить будут помилования; а сие кроткое средство и произвело то в скором времени. Они не просидели еще недели, как цепи, по непривычке, так не вкусны им показались, что они вспокаявшись заслали ко мне обоих моих секретарей, тазавших их в канцелярии ежедневно, с уничиженнейшею просьбою о помиловании их и с предъявлением клятвенного обещания своего впредь таких глупостей не делать, а вести себя добропорядочно. А я того только и дожидался, и потому охотно отпустил им их вину и освободил из неволи.
Они и сдержали действительно свое обещание, и впоследствии времени обоими ими были мы довольны, хотя судьба не дозволила нам долго ими и усердием их к нам пользоваться; ибо года два после того старший из них, занемогши горячкою, умер, и мне не только тогда было его очень жаль, но и поныне об нем сожалею; а и второй, прослужив несколько лет при моем сыне и будучи уже женат, также от горячки кончил свою жизнь. Что ж касается до негодяя отца их, то он многие еще годы после того продолжал мучить и беспокоить нас своим пьянством и беспорядками, покуда наконец после долговременного моего отсутствия, заворовавшись однажды, и боясь, чтоб ему не было за то какого истязания, не допуская себя до того, лишил чрез удавление сам себя поносной и развратной своей жизни.
Но сим дозвольте мне и письмо сие окончив, сказать вам, что я есмь ваш, и прочее.
Свободное копирование
