(30 июля) 12 августа
Путешествие оживилось: завтра с рассветом Гонолулу. В одиннадцать часов дня пересекли тропик Рака, но не похоже, что мы в тропиках: сильный северный ветер и облачное небо. В два часа на горизонте показались туманные очертания первых двух маленьких островов, в пять часов большой остров, переливавший красными и зелёными тонами в лучах заходящего солнца. Облака отбрасывали на него тени, испещряя его красивыми пятнами. Этот остров мы огибали весь вечер. От него до Гонолулу сто миль.
Беспроволочный телеграф сообщает, что Ленин и Троцкий под давлением контрреволюционных сил бежали в Кронштадт. Пароходная публика острит, что после утомительной работы по объявлению войны союзникам, они отправились на морское купание.
(31 июля) 13 августа
В шесть часов утра подошли к Гонолулу, которая пряталась в утренней дымке. Юркие моторные лодки с американскими флагами окружили пароход, привезя доктора для осмотра пассажиров, чиновников для допроса и пр. В восемь часов формальности были кончены, и я с моими чемоданами спустился в таможню. После поверхностного осмотра, где, впрочем, едва не отобрали мои рекомендательные письма, чиновник (по-видимому, русский еврей), узнав от меня зачем и насколько я сюда еду, сказал: «Мой совет - уезжайте с этим же пароходом, иначе и к ноябрю не уедете. Здесь сотни богатых людей ждут очереди на пароход и ничего не могут сделать. Пассажирские пароходы взяты на войну».
Это меня встревожило. Остаться здесь до ноября не входило в мои планы. Зайдя к «Куку», я узнал, что, действительно, на следующий пароход (через двенадцать дней), на котором может быть мест пять-шесть свободных (из Иокогамы в Сан- Франциско), записано сто двадцать человек-кандидатов. Я вернулся на пароход и упросил капитана взять меня в Сан-Франциско. Моя каюта оказалась уже проданной, но капитан был мил и нашёл мне какую-то узкую койку. Итак, через семь часов пароход уходит дальше. А жаль.
Adams, к которому я зашёл спросить про концерты, сказал, что пару можно устроить и могло бы остаться долларов четыреста. Немного, но при теперешнем моём состоянии - колоссально. А теперь, после доплаты до Сан-Франциско, в кармане сто долларов (золотых, минстеровских). Хватит ли доехать до Нью-Йорка? И Элеонорина булавка.
В очень плохом настроении я отправился по Гонолулу, вспоминая Полину и мои прошлогодние планы провести с ней в Гонолулу лето. Сквозь дождь, промочивший меня до костей, проглядывало удивительное обаяние этого острова. Когда же засияло солнце и я пришёл в Вайкики-бич, купальную окрестность Гонолулу, то я остановился совершенно очарованным: это был такой свет, такие краски, такая радость, что я ничего подобного не представлял, когда мечтал о Гонолулу. Целые деревья были засыпаны красными, розовыми, лиловыми и жёлтыми цветами. До самого отхода парохода я бродил и ездил между пальмами, цветущими деревьями и хорошенькими виллами, прячущимися между ними. Я забыл и об отсутствии денег, и только жалел, что через несколько часов надо покинуть этот дивный рай. Да, воспоминание о Полине во многом стёрлось, но провести здесь лето в маленькой дачке среди цветов и лучей, это было бы упоительно. Со связкой тропических фруктов я вернулся на пароход под восклицания пассажиров, видевших, как я выгрузился вон. Когда пароход отчаливал, на душе была и радость от встречи с чем-то удивительно прекрасным, и печаль расставания. Точно я покидал любимую женщину. Но мы ещё увидимся, милое Гонолулу!
Свободное копирование
