Двадцать восьмого, когда я сходил на далёкую станцию за газетами и, вернувшись домой, удобно расположился на диване, я был поражён следующей вестью: войска главнокомандующего генерала Корнилова двигались с юга на Петроград свергать Керенского, а войска премьера Керенского выступили из Петрограда навстречу для подавления Корнилова. Междуусобная война, и я неожиданно в центре событий. Что за история?
На другой день утром я отправился в Петроград. В поезде народу было мало, шли тревожные разговоры, входили какие-то солдаты проверять зачем-то документы. Я приехал в Петроград в довольно беспокойном настроении. Я боялся, что город сделается центром побоища или что железнодорожные линии будут перерезаны наступающими и поведётся целая осада. Элеонора, которая уже снеслась с Керенским, телефонировала, что ничего, он бодр и хотя положение, конечно, серьёзное, но он полон решимости и уверен в победе над Корниловым. Я рассудил за лучшее немедленно уехать назад в имение и там ждать событий, и, несмотря на протесты Элеоноры, отменил обед у неё, отправившись немедля на вокзал.
Сидя в вагоне, я поглядывал на запад, на черневшее вдали Царское и на Павловск, где должны были встретиться войска, и было немного жутко. А в Саблине та же тишь и невозмутимость, хотя на некоторых станциях, через которые я проезжал, были расставлены отряды солдат с пулемётами. Вернувшись на дачу, я разложил карту окрестностей Петрограда и с газетой в руках стал расставлять флажки - войск Керенского и войск Корнилова. Центром столкновения оказывались Павловск и Царское. Правое крыло Корнилова доходило до Тосны, левое Керенского до Колпина. Саблино лежало как раз между ними. Моя высокая дача, стоящая одиноко в стороне, могла быть недурным наблюдательным пунктом. Это называется с размаху влипнуть в кашу. В этот день я не инструментовал и ночью просыпался, прислушиваясь, нет ли выстрелов. Но на другой день газеты сообщили, что сражений не было, что войска, сойдясь, обменялись не снарядами, а словами, и войска Корнилова сдаются, ибо не знали, куда и зачем их вели. Таким образом, «инцидент Ка-Ка» был исчерпан.
Я не контрреволюционер и не революционер и не стою ни на той стороне, ни на другой. Но мне было жаль, что корниловское предприятие так растаяло ни во что: от него веяло каким-то романтизмом.