Четырнадцатого, приехав в Петроград и позвонив Горькому, я узнал, что ему сообщил адъютант Керенского, что «всё будет сделано». Таким образом, хотя никаких бумаг на руках ещё не было, но было слово военного министра, можно было праздновать моё освобождение. Я очень гордился этим и писал маме, что это являлось «открытым признанием государством моих заслуг перед русским искусством».
Наезжая в Петроград, я проводил вечера с Б.Вериным, который очень мил. Мы с ним несколько раз ездили на острова, а потом ужинали в его клубе, Невский, 16. Вообще же, житие в Петрограде, особенно пропитание, да и все вещи в магазинах, стоили невероятно дорого. Я имею тысячу рублей в месяц, и теперь совершенно ясно, что мне этого не хватает. Пригласили меня в комиссию по делам искусств при комиссаре бывшего министерства двора. Эта комиссия должна была ведать всеми предметами и учреждениями искусства, которые были подведомственны министерству двора. Заседала она в Зимнем дворце - и это мне больше всего нравилось. Сами заседания были менее интересны и я скоро стал их пропускать. Пробыв в Петрограде пару дней, я опять поспешил в свой Зет. Идея: ведь раз «Игрок» свободен, то отчего же его не поставить в Музыкальной Драме? Я об этом посоветовался с Асафьевым, тот одобрил и решил намекнуть кому следует.