Девятого позвонил мне Мейерхольд, сообщая, что в образующемся Обществе Деятелей Искусств - широком союзе, долженствующем объединить деятелей всей России - я избран от крайних левых «деятелей» в депутацию к комиссару императорских театров Головину (но не к моему художнику, а однофамильцу). Словом, это как раз там, где Глазунов протестовал против меня. Цель депутации - выступление против назревшего Министерства искусств, в котором уже якобы захватили власть Бенуа, Горький и прочие. Я совсем не был настроен быть в каких-либо комиссиях и депутациях, будучи твёрдо уверен, что дело композитора - сидеть и сочинять, но Мейерхольд кричал, что я избран подавляющим количеством голосов (это мне, конечно, польстило), а затем после Головина надо было отправиться в Совет солдатских и рабочих депутатов - это тоже занятно. Я согласился приехать в Академию художеств. Предварительно же позвонил Бенуа, спрашивая, что так как я вступаю в организацию по свержению его из будущего министерства искусств, то какие нужны для этого приёмы. Бенуа смеялся и говорил:
- Докажите им, что мы никаких захватнических намерений не питаем.
На другой день наша делегация во главе с Сологубом направилась в Зимний дворец, где принимал Головин. Я считал, что наши тезисы не обоснованы и говорил, что иду лишь посмотреть, как Головин, отличный оратор и председатель второй Государственной Думы, разнесёт нас, но Сологуб довольно обстоятельно оппонировал, главное же, что в настоящее время слова «организация», «организованность», «общество» (хотя бы и такое довольно-таки фиктивное, как наше) имели чрезвычайный вес, и потому наше заявление было принято к сведению. Меня лично гораздо больше интересовал дворец и переход его от монархов к искусству.