Пятого числа Борис Верин справлял своё двадцатишестилетие - пиршество и много гостей, среди них Черепнин. Мне ужасно хотелось, чтобы Козловская (весьма блестящая, но и пожившая, рыжая женщина лет тридцати, большая приятельница Бориса Верина) пококетничала с Черепниным, но вместо Черепнина она направила свою артиллерию на меня. Черепнин же избрал своим обществом Демчинского, в которого положительно влюбился, чему я очень рад. Восьмого у меня произошёл очередной «перворотный» турнир в шахматы, занимавший меня, по обыкновению, до невероятности. Появились новые участники - друзья Тюлина - Орлов и Аничков. Последний взял первый приз, а затем удивил меня, сев за рояль и сыграв в бешеном темпе финал «Апассионаты» Бетховена. Турнир заставил даже забыть о весьма беспокойных слухах о немцах, которые, пользуясь дезорганизацией нашей армии и расстройством обороны Финского залива, заносили удар на Петроград и будто уже заняли остров Эзель.
Я торопил маму, чтобы она уезжала в Ессентуки, где у неё уже была заказана комната. Так будет спокойнее. Без неё я могу оставаться в столице хоть до кануна вступления немцев в Петроград, а накануне, взяв портфель с рукописями, уйти пешком вдоль Невы на восток. Борис же Верин проектировал купить небольшую моторную лодку и запереть её у себя в сарае, пользуясь, что дом на берегу Невы. В последний момент мы её вытаскивали и уплывали в Ладожское озеро, а затем в Волгу.
Я попробовал зондировать почву, смогу ли я получить заграничный паспорт.
Через Гесеена выходило, будто есть надежда, а впрочем неизвестно, кто нынче власть.
Свободное копирование
