Апрель
Первого апреля пошёл в Консерваторию к заутрене. Я всегда там бываю под Пасху и очень люблю эту заутреню. Впрочем, в этом году она оказалась как-то менее нарядной, чем всегда, хотя крестный ход и поселил в меня самоё празднично- радостное настроение.
На второй день праздника - торжественное открытие Финской выставки, которому придали характер политического чествования, по случаю финляндской свободы. Говорили Милюков, Родичев, Горький. Я числился в почётном комитете и был горд, так как он блистал лучшими именами из искусства и политики. Сама выставка скучна и монотонна, ни одного яркого сюжета, ни одной яркой краски: будто вся она писана в серый день. Если на картине попадались красные краски, то уж это была радость.
У «Донона» за обедом, последовавшим за открытием выставки, говорились бесконечные речи на всех языках. Один финский скульптор призывал русских художников взяться за руки с финскими и тогда, идя друг с другом об руку, «nous йpaterons le monde».
Познакомился я с футуристом Маяковским, который сначала несколько испугал меня своею грубой порывистостью, но потом он высказал мне прямейшее расположение, заявив, что придёт ко мне и серьёзно поговорит со мною, так как я пишу замечательную музыку, но на ужасные тексты, на всяких Бальмонтов и прочих, и что ему надо познакомить меня с «настоящей современной поэзией». Далее я оказался первым и даже единственным современным композитором, а так как русская музыка идёт во главе всего мира - то мы должны соединиться: он от литературы, я от музыки и Бурлюк от живописи - «и тогда мы покорим мир».
Я ответил: «обязательно» и «очень рад».