25 - 31 декабря. Рождество.
Сочельник я провёл «по традиции», т.е. третий раз подряд у Демчинского. Борис Верин на этот раз отсутствовал - у него с Демчинским контра. На третий день праздника у меня состоялся большой шахматный турнир a tempo - «Третий перворотный турнир». Я был до чрезвычайности увлечён его устройством, да и большинство участников разожглись на турнире. Один Демчинский сохранял олимпийское спокойствие, говоря, что он находится в «других планах», чем шахматы. Новыми участниками были барон Рауш фон Траубенберг и Ростовский, ужасно обрадовавшийся моему приглашению. Турнир начался в десять вечера и окончился в шестом часу утра победой Рауша. Масса оживления ему сопутствовала.
Тридцатого я был у Лидуси Карнеевой, ныне Барковой. Она недавно появилась с Дальнего Востока и звонила мне. Мы остались очень довольны друг другом. Какая она прелестная и сколько в ней ласковости!
В смысле инструментовки - я на всё Рождество застрял с истерикой Полины. Надо было изучить глиссандо у валторн и вообще придумать достойную инструментовку, которая, кажется, удалась и будет звучать весьма необыденно. Затем с «Игроком» номер: в газетах появилась заметка, а затем все заговорили, что вдова Достоевского (оказывается, существует такая дама) хочет притянуть меня за использование без её разрешения её романа. «Её романа», так как после смерти Достоевского права перешли к ней и «Игрок» стал её собственностью. Боголюбов говорит, что это пустяки, но, пожалуй, придётся съездить на поклон. Это скучно.
Новый год мама и я встречали у Александра Бенуа. Молодёжь галдела, было очень шумно и довольно весело. Очень мне понравилась дочь Бенуа, которую я сначала принял за жену. В ней есть также что-то от Нины Мещерской. Домой пришлось шагать пешком - извозчиков не было, и я еле дотащил три тома «Illustration» за 1865 год, которые Бенуа мне дал для постановки «Игрока». А то в Мариинском театре растерялись и не знали, где и как справляться про эпоху «Игрока».
Нувель в новогоднем тосте пожелал мне «славы Мейербера». Ну разве не негодяй?! Он же заявил, что если я поставлю оперу без разрешения мадам Достоевской, то мне грозит заключение в тюрьму сроком до шести месяцев.