24 декабря
Был я на репетиции рулетки. Сначала мне показалось, что не очень ладно: многие пели ощупью, не понимая зачем та или иная фраза и почему она «фальшивая». Выходило глупо. Но потом дело пошло на лад. И конец рулетки спели пребойко, и некоторые наизусть.
В Консерватории я очень неплохо сыграл Гандшину органные фуги Баха, которые за болезнь изрядно подучил. Вообще я подвинулся. Но сей швейцарский формалист заявил, что я весной всё же не смогу кончить курс, а потому, согласно уговора, я должен покинуть Консерваторию. Меня это разозлило, и я отправился к Коутсу, сказал, что меня призывают и что надо, чтобы Теляковский дал мне льготу, как работающему на Мариинский театр. В тот же вечер, когда я на утомительнейшей «Метели» А.С.Танеева зашёл к Коутсу в уборную, туда же вкатился кругленький, сияющий старичок в смокинге - высокосановный автор оперы. Нас познакомили и он засыпал меня комплиментами. Коутс моментально кинулся на него и с ужасом воскликнул, что меня берут в солдаты.
Танеев:
- Но это невозможно, вы не должны служить! Я обязан помочь вам, как собрат по профессии, хоть, может быть, вы меня и не считаете за такового... Уходя, он сказал, что если действительно мне понадобятся его услуги, то чтобы я позвонил ему по телефону и он меня примет. Я послушался и позвонил. На другой день в пять часов я был принят в Михайловском дворце.
Свободное копирование
