23 - 30 ноября
В Петрограде у меня сутолока - ибо двадцать седьмого камерный концерт Зилоти из моих сочинений, и надо подготовить: виолончелиста, фаготистов, Попову и Алчевского, особенно последних двух. О себе я забочусь меньше всего, ибо «Токкату» и «Сарказмы» подготовил в Киеве. А с певцами вышла гадость, ибо у Каракаш умер отец, и Попова не только не доучила романс, но слава Богу, что совсем не отказалась.
А Алчун заявил, что романс «я не знаю» и петь не будет, и прибавил:
- Если же вы недовольны, то я могу совсем отказаться от участия в концерте.
Я ответил:
- В душе я именно так и думаю, но так как ваше отсутствие сорвёт концерт, то фактически я должен вас просить, чтоб вы пели остальные романсы.
Наступило двадцать седьмое. Зал был полон, билеты были распределены чуть ли не за два месяца, как, впрочем, и на многие концерты Зилоти. Борис Верин, получивший «амнистию» и бывший в дичайшем восторге от неё, сидел в смокинге в первом ряду и «исступлённо аплодировал». Я начал с «Токкаты», встреченной не очень горячо. Далее Алчевский с «Утёнком»: некоторая неуверенность в начале и ужасное враньё в словах, словом, недоучил. Появление четырёх фаготистов, смущённо вышедших на эстраду, без фраков (их у них никогда не было), один с повязанной щекой, вызвал весёлый смех публики. «Скерцо» было повторено. «Балладу» Вольф-Израэль сыграл почти совсем хорошо. Это её четвёртое исполнение, но первый раз с успехом.
Поповочка очаровательно выпорхнула в невероятном белом платье, очень старалась, но, кроме «Отчалила лодка», всё спела плохо. Второй антракт; Алчевский - стреляный волк - до безобразия волнуется с романсом «В моём саду» и «Кудесник». Поёт, впрочем, хорошо, хотя и врёт в «Кудеснике». Опять недоучено. «Кудесник» повторяется. Перед «Сарказмами» я уединяюсь, чтобы немного сосредоточиться. Играю их, по-моему, лучше, чем когда- либо. Пятым «Сарказмом» кончается концерт. Мне подают венок (от Гессен, я очень горд), большую лавровую лиру на подставках и корзину цветов. Консерваторский Иван, который тащит лавры, шепчет:
- С.С., по нынешним временам, это редко на каком концерте бывает.
Лира от Бориса Верина, с четверостишием на ленте:
Твоя пылающая лира
Горит всё ярче, всё святей.
В ней блики солнечного мира,
В ней песни солнечных огней.
Толпа сбивается у эстрады и громко аплодирует. Я несколько раз выхожу кланяться и, в конце концов, играю на бис пятый «Сарказм». Ничего другого я не хочу играть, дабы сохранить серьёзность концерта, а не разыгрывать из себя любимца публики. Когда я играю пятый «Сарказм», некоторые из сбившихся у эстрады бесцеремонно разворачивают у самых моих ног ноты и следят по ним, очень мне мешая, ибо я боюсь ошибиться. Хочется ткнуть ботинком. Больше я не бисирую и публика, покричав и похлопав, расходится. От Зилоти мне вручают под расписку 420 рублей: всю прибыль от концерта. Не Бог знает как много, но всё же неожиданно, потому что я с ним о деньгах не разговаривал и думал, что он попросту отделается ничем.
После концерта у меня человек пятнадцать друзей: Мясковский, Захаров с Цецилией, Борис Верин, Демчинский, Ставрович, Сувчинский, Асафьев, Элеонора с сестрой, Держановский (приехал из Москвы, мы помирились), тётя Катя и Катечка. Борис Верин остался чрезвычайно доволен обществом:
- Ни одного случайного человека!
Все исполненные в концерте вещи, за исключением «Утёнка» и «Есть иные планеты», исполнены в первый раз. («Баллада» игралась в Москве, «Токката» в Киеве в виде биса).
Свободное копирование
