Сергей Прокофьев. Дневник - 810

Август

Возвратясь на север, я собирался, согласно приглашению Захарова, провести август в Териоках, а потому по прибытии первым делом отправился в Териоки. Захаровскую дачу я нашёл совсем в ином виде, чем в былые дни. Жил на ней старик-отец, страдавший перерождением сердца и ежеминутно грозившим окружающим катастрофой. Все были тихи, осторожны и отнюдь не шумливо-веселы, как раньше. Боря и его юная жена встретили меня чрезвычайной ласковостью, причём крайне мила была и Цецилия, которая всегда относилась ко мне чуть недоверчиво, даже, пожалуй, враждебно. Теперь Борис, очевидно, оказал на неё решительное влияние. Несмотря на свои утренние любезности, Борис ничего не говорил о своих приглашениях гостить, а потому я немедленно заявил, что поселяюсь в Куоккала, и через день был там. Татьяна и Варвара Николаевны радостно замахали руками и закричали, чтобы я остановился у них. Сияло солнце, теннис был в отличном состоянии, моя комната меня ждала: я поселился в Куоккале. Время проводили очень мило. Князь, муж Варвары Николаевны, она сама, Танечка и я с увлечением играли в теннис. Я быстро и уверенно инструментовал второй акт. Второй и третий акты ездили со мной по Волге и я частенько посиживал над ними, обдумывая и размечая карандашиком инструментовку. Теперь, благодаря этому, работа шла легко: тринадцать страниц партитуры в иные удачные дни. Время текло без крупных событий, но очень мило.

Князь был очень привлекательным джентльменом. Варвара Николаевна наоборот - порой очень невыдержанна; мы дважды ругались с ней до самозабвения, но сейчас же мирились. С Татьяной Николаевной мы подружились, особенно когда я случайно проник в её величайшую тайну, преромантичную, и тогда я сделался совсем для неё необходим. Наезжали Н.В.Андреев, занятный и шумливый князь Андронников, чемпион тенниса Аленицын и другие гости.

Кроме тенниса, играли мы в бридж, по крупному, по рублю, т.е. в десять раз крупней, чем мы зимой. Сначала это меня даже запугивало, тем более, что оба князя играли блестяще, но мне везло и, проиграв в первый раз, я выиграл во второй, проиграв в третий, выиграл в четвёртый, а затем уже только выигрывал.

Параллельно с игрой в бридж развилась в дождливые дни игра в «66». Тут уж я свирепствовал и наиграл рублей восемьсот. Весьма кстати, ибо на полученный наконец аванс под «Игрока» (1500), я вздумал сыграть на бирже, купил себе «вагоны», а они упали на пятьсот рублей - и я сидел в неприятном ожидании. Несколько раз я заезжал в Териоки, проводил время у Бориса, играл в шахматы с Левкой, который так усилился, что я, проиграв ему серьёзную партию, объявил матч. Искал я Танюшу и наконец нашёл шестого августа на дачном балу, где я был с Карнеевыми. Я был ужасно рад её видеть, и мы с ней невероятно дурили напролёт весь бал. Зубки у неё так же сияют и профиль такой же красивый.

К началу августа относится инцидент с Малько. Я, явившись в музыкальную библиотеку Императорских театров, где «Игрок» переписывался химическими чернилами для литографирования, узнал, что он до сих пор не только не разослан певцам, но и не отлитографирован и даже не весь переписан. Я крайне возмутился, наделал библиотекарю и переписчикам замечаний, назвал их лентяями, отправился к литографщице мадам Семечкиной - и, казалось бы, немного наладил дело. Как вдруг через несколько дней получаю довольно резкое письмо от Малько, состоящего высшим начальством переписочной части Мариинского театра, с просьбой не посещать больше библиотеку, а обращаться лично к нему. На это письмо я отвечал тоже письмом, весьма внушительным, но затем дело уладилось дружественным разговором.

Шестнадцатого я дирижировал в Павловске «Симфоньетту». Оркестр был мил и послушен, я дирижировал свободно и знал, чего мне надобно. Говорят, неприлично махал на репетициях, но другие говорили, что очень хорошо вечером. Успех был, но далеко не такой, как после моих фортепианных выступлений. Асланов был мил до крайности и всё время повторял, что желает быть дублёром Коутса в «Игроке». Я сначала имел ввиду на эту роль Малько, но если будут подобные стычки...

Двадцатого августа второй акт был закончен. К тому же времени относятся несколько мыслей о 3-м Концерте, в пяти коротких частях с общим лейтмотивом, и несколько тем для него. Но отвлекаться от «Игрока» я себе не позволил и через три дня принялся за партитуру третьего акта. К концу августа подъехала с юга мама, в это лето весьма мало, к моему сожалению, поправившаяся, и я то заезжал к ней в Петроград, то жил в Куоккале. Затем появился Борис Верин. Он был отлично настроен, ибо ценой весьма жестокого грязевого лечения в Ессентуках вылечил себе проклятую боль лицевого нерва. Я очень радовался этому. Приехав в Петроград, он через час уже звонил мне и об астраханской ссоре, конечно, не было и речи. В тот же день мы вместе отбыли в Куоккалу. В Куоккале стало оживлённей. Появились поэтические и философские разговоры.