1789 - 29

   Чрез четыре дня после отправления сего письма, писал я опять к нему от 19-го ноября следующее:

No 6.

   "Нет! Вчерашняя почта нас обманула. С коликою нетерпеливостию мы оной дожидались, с толиким прискорбием принуждены были видеть, что принесли к нам одни только большие пакеты, а маленького письмеца -- тютю! Мне случилось тогда быть вместе с Петром Герасимовичем в моем кабинете. Мы вспрыгались было от радости, увидев идущего солдата с почты, которого мы более часа дожидались с крайним нетерпением. Я бросил все, что ни делал, а Петр выскочил даже на крыльцо ему на встречу. Но вдруг оба мы оселись и сделались как в воду опущенными, когда маленького письма нет и не бывало. К вящей досаде, и газеты не полны. В одном пакете все, а в другом одни только русские газеты, а немецких нет. Все присланные листы "Магазина" перешарили раз пять, -- нет! "Что за диковинка, говорю; конечно, не пришла почта иностранная". А о тебе, Павлушка, думаем мы, что ты, конечно, в Петербург в воскресенье не приехал, так как мы за верное считали, а знать какая-нибудь сделалась тебе в дороге остановка; или и приехал в воскресенье, но так поздно, что тебе никак не можно было успеть написать и послать писем к нам с понедельничною почтою, и ты отложил может быть писать до четверговой. Худшего, по крайней мере, мы ничего не думаем. Итак, знать подождать еще недельку. Но в сей раз и так, и сяк думаем, и полагаем надвое. Но, ну! если и с будущею почтою писем от тебя не будет? Мы ведь уже и очень перетревожимся. И тогда шутка будет рядь делу! тогда не будем знать, что о тебе и думать. Как бы тебе было недосужно, в каких бы ты обстоятельствах ни был, но все писать бы тебе успеть было можно. А дорога сколь ни дурна, по почте и письму прийти все будет можно.

   "Но теперь надобно тебе рассказать о здешних происшествиях. У нас в сии три дни произошло много кой-чего такова, о чем тебя уведомить можно. Что касается до нас, то мы, слава Богу, все здоровы и благополучны и теперь всею семьею вместе. Третьего дня ввечеру приехала к нам Елизавета с мужем: они пробыли у нас весь вчерашний день и домой едут сегодня с светом вдруг. Итак, о себе мне рассказывать нечего. Но, кроме сего, случилось нечто, чего ты себе никак вообразить и догадаться не можешь. Умер один человек, которого ты никак не угадаешь, хотя он весьма и весьма тебе знаком и о котором ты столько же потужишь, как тужили мы. Смерть похитила его в наицветущем его возрасте и летах, и никто из смертных не ожидал, чтоб он мог умереть так скоро. Нет никого, кто б об нем не тужил и не жалел, ибо он того был и достоин. Изо всей канцелярии был он у меня лучшенький, и ты удивишься, когда скажу, что это никто иной был, как ваш Дмитрий Товалов. "Ахти! скажешь ты, не вправду ли?" Так-то закричал я, когда Платонович пришел и сказывал мне, что его уже нет на свете. Веницеевы, Варсобивы, Щедиловы уморили малого ни за полушку! Первый невинным образом подал к тому первейший повод, посылая его из Тулы сюда в Богородицк на короткое время и за самыми пустяками; в сих переездах он простудился; возвращаясь в Тулу, говорит: "что-то мне не по себе". Декокт бы наш тотчас ему помог, но их догадало присоветовать ему кинуть кровь. Видано ли когда, чтоб в простуде кровь кидать!? Но и тут надобно сплестись несчастным уже обстоятельствам: советуют ему и уговаривают, чтоб штаб-лекарю кинуть. "И, нет! говорит он; у меня есть знакомый цирюльник". Первый верно бы ему не кинул. Сею кровью они и испортили все дело. Простуда осела внутрь, привалила к горлу и, произведя жесточайшую жабу, в одни сутки его задушила. Лечили и лекари, штаб-лекаря, но уже было поздно; не тому ж, у них от жабы нет и лекарств хороших; наши травы от горла помогли б лучше всех лекарств их. Но как бы то ни было, но Митьки нет и как не бывало! Ужасть, как жаль! Третьего дня здесь его погребали и была превеликая жалость!

   "Вот тебе первое происшествие, а теперь расскажу другое и не столь печальное. Вчера была у нас маленькая пирушка. Кроме своей семьи, обедали у нас еще И. С. Арсеньев, Пургасов и попы. Во время стола играла наша духовая музыка, выучившая еще штучки две-три новых довольно изрядных. Причиною праздника сего были крестины. Елизавета с Пургасовым крестила одну маленькую девчоночку, родившуюся на сих днях на свет, и эта девчоночка ни кто иной была, как внучка Трифонова, а Васильева дочь. Скажи ему, Павлушка, что жена его родила и что зовут ее Екатериною.

   "Вот тебе и другое, а теперь, в-третьих, надобно тебе сказать, что слух о И. И. Свечине, к безмерному удивлению всех, подтверждается. Уже известно, что от наместника действительно он представлен в директоры, и наместник сам к нему о том пишет. Чудное, поистине, дело! Но как подумаю с другой стороны, то какому-то олушку и быть теперь директором: разумный человек и руками, и ногами отпятится от сей должности. Итак, ежели он будет, то Веницееву может быть и действительно не достанется нами помудровать. Уже и ныне стал он посмирнее, однако, замучил всех моих канцелярских, и теперь еще все до единого живут в Туле, и более за пустяками, нежели за делом. Я сам жду всякий час писем от Щедилова, который хотел меня уведомить, когда мне приехать, чтоб не жить по-пустому. Ныне начинают ждать скоро наместника, ибо слух есть, что Бендеры уже взяты.

   "Наконец, надобно тебе сказать и четвертое и нечто о себе. Ах, Павлушка, волосков моих как не бывало, все почти от болезни вылезли, да что-то и не растут более; приходит по неволе носить парик; не знаю, где и достать. Приходится нарочного в Москву посылать {Однако, до сего дело не дошло, но волосы мои опять выросли, и я поныне еще с ними.}; ты и не узнаешь, приехавши меня в нем; но я рад уже тому, что болезнь моя несколько проходит, хоть не смею еще сказать, что миновала. Тульская езда меня много заботит.

   "Впрочем, скажу тебе еще о себе, что я в обе прошедшие недели упражнялся наиболее все в писании; но в каком? В описании моей жизни. Вчера поутру имел я удовольствие окончить вторую часть и с нею всю историю моего малолетства. В две недели дал я ей все ее существование. Не знаю, каков тебе сей мой труд покажется. А Настасья говорит, что книги сии очень любопытны. Матушка и она читают их прилежно, и я должен был только успевать и подпекать им власно как блинки. А что буду на сей неделе делать, того ни я и ни кто не знает в целом свете.

   "Ну, что ж бы тебе еще сказать? Куда как жаль, что нет от тебя писем, и мы ничего о тебе не знаем. Ежели б были, то поговорить бы с тобою, что-нибудь о Петербурге, а то ничего не знаем, а здешнее я тебе все уже пересказал. У нас в сии дни напало довольно снега и путь санный сделался изрядный.... Но вот уже рассветает и наши встали и собираются ехать. На время перестану.... В сию минуту проводил я своих Ламковских. Петр Герасимович жалуется что-то на бок; ездил недавно в Тулу: ни то отколотило ему бок, ни то простудился; уже три дня говорит, что бок болит; лекарь дал ежу уже лекарство. Теперь нечаянно нашел я между листами "Магазина" запрятанные и гамбурские газеты, и стану их читать.

В тот же день, ввечеру.

   "Ну, Павлушка! И то-то, что я вздумал давича поутру к тебе писать, а то быть бы тебе нынешнюю почту без письма от нас, или получить на самое короткое. Не успел я давеча начать читать пропадавших газет, как бряк письмо из Тулы и пишет Щедилов, чтоб я приезжал, а то-де уже Семен Никифорович заждался. Итак, я туда завтра до света хочу ехать, и писать бы к тебе было некогда. А теперь оставил уже Настасье отправить почту, а сам, за сборами не имея времени, скажу только то, что желаю тебе, мой друг, всякого благополучия, и чтоб ты был здоров и имел успех в своем деле и не пропустил бы пуще всего ни одной недели, чтоб к нам не писать. Ежели этого не досужно, то хоть несколько строить, чтоб мы знали, что ты жив ж здоров. Прости, Павлунушка, целую тебя заочно".

   Сие письмо было и отправлено, а вскоре поехал и сам я в Тулу. А что там со мною происходило, о том узнаете из последующего за сим 7-го письма моего к сыну, писанного по возвращении моем в Богородицк. А между тем дозвольте мне сие мое письмо к вам на сем месте прервать и сказать вам, что я есмь ваш, и прочее.