28 октября
Я вчера так замучился, что сегодня проснулся с начинающейся головной болью. Однако кое-что сочинить удалось и поймать идею конца четвёртой картины. Ала над трупом певца не предаётся горю или отчаянью, она ещё слишком малоземное существо для этого. Недоумение, растерянность, вопрос судьбы, нежность к распростёртому другу - вот её чувства.
В два часа я по мокрой погоде пошёл гулять, ибо голова разбаливалась серьёзней.
Вечером, в отличном расположении духа, отправился к Захарову. У него ничего особо интересного не было. Из женского общества: сестры Ганзен. Карнеевы отсутствовали. Вообще о них ни слуху, ни духу. В доме Захаровых царят «обе Цецилии». Между прочим, последняя извлекает из скрипки замечательные звуки, ставя смычок боком тетивы. Необычайно! Надо применить в балете. Немного музыканили. В половину второго разошлись.
Я шёл домой и обдумывал оперу: «Игрок». Это страшно интересно. На «Утёнке» я немного испробовал мой новый оперный стиль, а в балете выучился сочинять сцены. Я сам придумаю инсценировку «Игрока» и сам напишу текст. Это будет лучше, чем кто-либо, ибо как это будет в музыке я буду придумывать вместе с текстом. Это будет поворот в оперном искусстве и доказательство всей ходульности Вагнера (принципов «немузыки»).