10 мая
Генеральная репетиция. Я решил пофорсить и одел, несмотря на дождливую погоду, светлый костюм. В прошлом году на генеральной репетиции акта я был в нём же и тоже шёл дождь. Сначала народу в зале было немного, но потом набились. Пришёл Глазунов и уселся с Соколовым. Николаев был очаровательно мил. Мы сидели с ним и слушали сочинения композиторов. Симфония Цыбина также скромна и незначительна, как и сам автор. Ясенский удачно инструментовал необычайно бессодержательную музыку. Затем вышли мы с Черепниным играть Концерт. Я знал, что меня ждёт весь зал, и перед выходом меня охватывает вроде робость - не относительно того, чтобы играть, но относительно того, как выйти. Играл я ничего, а ансамбль был совсем хорош. Оркестр и зал аплодировали. Затем я дирижировал мой незначительный номер - «Шествие» Щербачёва. Оркестр относился ко мне мило и любезно. «Шествие», благодаря моим случайным знакам, было исполнено со многими фальшивыми нотами, но повторять было некогда - и так репетиция обещала затянуться до ночи.
Оказывается, Глазунов сказал Черепнину про Концерт: «И как всё это выходит!» Выходит специфическое музыкальное выражение, крайне лестное. Очень хорошо играла Тиля Ганзен. Я сказал ей. что делаю ей предложение: она выгодная невеста с приданым, я выгодный жених с роялем, оба мы лауреаты Консерватории - сам Бог велел. Она смеётся и мило болтает. Я под руку с Николаевым прогуливался по коридору и расспрашивал о впечатлениях от Концерта. Николаев хвалил. Появился Зеликман и даже обменялся несколькими любезными словами со мной. Вообще он со дня своей гибели почти не появлялся в Консерватории, а если приходил, то держал себя невозможно заносчиво. Но Бог с ним, я не хочу смеяться над ним, пианист он хороший. Итак, мир праху его.
Вечером я сидел дома и посылал билеты всем знакомым.
Свободное копирование
