31 января
Утром занимался, а днём у Черепнина проходили «Фигаро» и был в классе ансамбля. После ссоры Черепнина с Палечеком никто из дирижёров в оперный класс не ходит, и Палечек часто бывает без аккомпанемента, очень этим изводится. Нам же, т.е. Цыбину и мне, выгода от этой ссоры та, что очевидно, как только начнутся серьёзные репетиции с оркестром, то есть как только Черепнин должен будет войти в соприкосновение с Палечеком, так Черепнин постарается уклониться и оркестровая часть перейдёт в наши руки, я думаю мои, потому что Цыбин сегодня оскандалился в классе, не зная «Фигаро», кроме того, едва ли Цыбину дадут первый спектакль, а вся тяжесть в первом, второй ерунда. Вообще же Черепнин с Цыбиным милее, чем со мною (хотя вполне со мной любезен), но Цыбин после декабрьского инцидента очень просит прощения, а я вместо того затеял крючковатое объяснение. Струве и Липинская стали закадычными подругами. Сегодня, спускаясь по лестнице, я увидел их, разговаривающими с Озеровым. Я любезно поздоровался с Липинской, а Озеров закричал: «Серж Сержович, а как пишется «ветхий»: ять или е?» Я не задумываясь ответил: ять. Впоследствии, когда меня уличили в этом, я сказал, что ответил так в насмешку. Струве мне нравится больше и больше; больше всех в Консерватории. Занятия в Консерватории идут crescendo, я начал беспокоиться надвигающимся экзаменом - зато в апреле буду свободной птицей. Если получу рояль - горд как сокол, если нет, то едва ли очень огорчусь, это для меня менее важно, чем кому-либо, хотя, конечно, кончить первым - кому не лестно!
Вечером я занимался, а у мамы играли в «винт». Концерт уже выходит.