1 марта
Утром хотел сочинять Концерт, но импровизировал для десятка «лёгких пьес для фортепиано», в число которых должна была войти и вчерашняя арфная пьеса. В конце концов ничего не сделал и пошёл к половине первого в Консерваторию в Малый зал на экзамен, где была зелёная скука. Я ушёл в класс Черепнина и пробыл у него до четырёх часов. Узнал печальную новость: «Пиковая дама» висит на волоске - во-первых, оркестр будет сдавать экзамены, репетиции и экзамены будут друг другу очень мешать; во-вторых, нет Германа: Брудно из рук вон плох, а Куклин хоть хорош, да «болен» «Парсифалем», которого поёт у Шереметева. Консерватория опять скандалится. Что же касается меня, то мне, право, почти всё равно: надоело всё это ужасно!
Умненькую я нашёл во втором этаже, разговаривающую с каким-то необыкновенно мордастым евреем. Она издали увидела меня и закивала мне головой. Мы с Максом подошли к ней, но мордастый еврей не хотел сдаваться и всё время ввязывался в разговор, несмотря на отсутствие благоволения к нему со стороны Умненькой.
- Посмотрите. - говорил он, - преподавательница Цурмюлен плачет: такая жестокость, сейчас на экзамене провалили её ученицу!
Меня он начинает злить. С холодной бравадой я заявляю:
- А я так всегда радуюсь, когда проваливают на экзамене!
Общее удивление, - «...потому что столько народу лезет в свободные художники и так уронили это почётное звание, что приходится радоваться, когда лишний баласт туда не попадает».
Он начинает возражать, в это время мимо проходит Оссовская, Макс говорит:
- Вот у кого мы справимся.
Макс подходит к ней, затем я. Оссовская как всегда мила и сообщает, что ученица совсем не провалилась, а даже получила 5, Цурмюлен же так волновалась, что это волнение разрешилось слезами.
Я возвращаюсь к нашей группе:
- Цурмюлен плачет не от горя, а от счастья; её ученица не провалилась, а неожиданно получила 5.
Еврей несколько ошарашен, но настаивает на своём, что она провалилась.
Проходящий Черепнин на время отвлекает меня. Затем оказывается, что «Пиковой дамы» сегодня в ансамбле не будет. Умненькая собирается домой. Я говорю, что надо идти гулять. Умненькая зовёт меня к себе, чтобы я сыграл ей С-dur-'ную сонату Моцарта. Мы выходим вместе на улицу, погода отличная. Я тащу Умненькую на Морскую. Мы гуляем по Морской и Мойке.
Мой сегодняшний оппонент оказывается из нашего хора, всегдашний поклонник Умненькой и держатель её муфты во время репетиций Леля. Когда я отошёл к Черепнину, он сказал Умненькой, что пишет в какой-то газете и, уж подождите, когда этот Прокофьев будет дирижировать «Пиковой дамой», так в рецензии его расчешет. Хорош критик! Я подозреваю, что он пишет в одном из уличных листков, которые продают перед театрами заместо программы. Только, к сожалению, Пиковая дама»-то едва ли пойдёт!
Вечером я сидел дома, ничего особенного не делал и играл в шахматы с Mlle Roblin, которая сегодня уезжает в Псков.
Сегодня днём я встретил в Консерватории Mme Оссовскую под руку с Mme Есиповой. Я выразил первой мою признательность по поводу помощи её супруга в моих московских делах. Когда я ушёл, В.А.Оссовская стала превозносить Анне Николаевне мою «исключительную талантливость». Анна Николаевна ласково пожевала губами и сказала: «Щенок».
Свободное копирование
