18 февраля
Отправляясь сегодня в оркестровый класс, я чувствовал, что по поводу Масленицы никто не пожалует. Так и вышло, и, промаявшись до одиннадцати, Черепнин распустил ту половину оркестра, которая собралась. Потом играли глупый Квартет Вышнеградского для трёх флейт и арфы, потом проходили отрывки из «Жизни за царя» по случаю трёхсотлетия дома Романовых (в четверг торжественное музыкальное утро с гимном и номерами из «Жизни за царя» при моём дирижировании и аккомпанировании).
Затем я восстановил утерянное знакомство с девочкой Хансен по просьбе Макса, которому она понравилась. Марта Шверлейн говорит, что её учительница музыки из Двинска прислала письмо, восхищается моими сочинениями и всем даёт их играть. Очень мило, что мою музыку заиграли в провинции помимо моих стараний. О, свет не без добрых людей!
Около двух встретились с Максом Анатолиевичем у Перетца и кушали блины. Потом вместе пошли в Консерваторию: не смотря на -10°, он в осеннем пальто. В Консерватории мы походили в третьем этаже, дожидаясь Умненькую. Когда же она появилась, меня поймал Габель и стал что-то толковать, так она и прошла мимо.
В оперном классе играл и дирижировал. Лёгкий инцидент с Палечеком относительно темпов; затем объяснение с клавиром в руках и примирение. Он ласково ткнул меня в позвонок и сказал, что я «уп-прямый».
Вечером сидел дома, играл Моцарта, писал дневник и был крайне доволен любезным письмом Юрасовского, который на мой вопрос ответил, что если я хочу видеть Кусевицкого. то лучше всего приехать двадцать четвёртого в Москву. Я обрадовался и поеду.
Свободное копирование
