26 июля
Восемнадцатого мая мама, тётя Таня и я выехали из Петербурга и направились в Сухум к Смецким. Ольга Юрьевна Смецкая - мамина подруга со школьной скамьи. Впоследствии она вьппла за миллионера Смецкого, но самые лучшие отношения с мамой сохранились до сих пор. Зимой они были в Петербурге и очень нас звали. Теперь эта поездка состоялась. До Новороссийска мы ехали по железной дороге, а от Новороссийска до Сухума на пароходе, куда и прибыли поздно вечером при благоухании каприфолий и массе летающих светляков.
Подробного описания пребывания в Сухуме делать не буду - право же, дневник уж и так на два месяца запаздывает, какой же это дневник! Скажу коротко. Принимали нас любезно и радушно до чрезвычайности. Природа удивительная. Но я как-то довольно равнодушно относился ко всем её красотам и не восхищался, как другие, хотя мне в общем и очень нравилось. Прожили мы три недели и три дня. Под конец я немножко даже начал соскучиваться. Действительно: музыкантов нет, партнёров в шахматы нет, молодёжи нет (у соседки и дальней родственницы О.П.Дмитриевой трое детей, старшей дочери Оле четырнадцать лет - совершенно серый, хотя и прекрасно воспитанный, тип). Среди музыкантов - Mme Метелева, бывшая знаменитая скрипачка Прокопович, действительно прекрасно играет и хороший музыкант, но она всё либо уезжала, либо лежала в ревматизме. Наконец, шахматистов - тех вовсе никого. Выехали мы с тётей Таней восемнадцатого июня мама осталась ещё на недельку) и ехали вместе до Ростова, а затем я один. Это моё первое самостоятельное путешествие, но я уже так привык ездить по железной дороге, что оно ровно ничего особенного не представляет. Из Сухума мы совершали довольно часто поездки, осматривая достопримечательности. Самая большая - в Новый Афон (двадцать четыре версты); самая интересная - к Венецианскому мосту. В Новый Афон мы поехали в двух экипажах, осмотрели монастырь, причём я выдавал себя за английского корреспондента, все сведения заносил в записную книжечку и, к ужасу проводника-монаха, во всех особенно замечательных местах громко, с чувством, декламировал немецкие стихи. У пещеры вырезал себе палку, назвав её Святой Палкой, но она оказалась столь безобразной, что я с ней ходил только купаться. Что касается Венецианского моста, то, по преданию, на нём венецианцы отразили Тамерлана. Это единственно интересный мост, но огромное впечатление производит ущелье за Венецианским мостом. Я прямо пришёл в восторг, притих и замечтался. Одним, с кем-нибудь рука об руку по этому ущелью... и этот чудный уголок, к удивлению, довольно мало известен в Сухуме. Кстати, вспомнил, что когда мы ехали в Сухум и только что сели на пароход в Новороссийске, вдруг встречаю... кого?... Пиастро. Оказывается, душечка едет с папенькой и сестрой из Севастополя в Тифлис. Море было как стекло гладкое, мне очень нравилось и я всё хотел декламировать:
Бездонное море, лазурное море,
Стою очарован над бездной твоей!
- которое мы с отвращением учили Бадаеву. Теперь с Пиастро с удовольствием вспоминали его.
Его сестра - очень красивого типа грузинка, но ужасно толстая и неповоротливая, за и все они имеют страшно необтёсанный вид. Как только пассажиры узнали, что оба мы музыканты, сейчас же, конечно, пристали - играйте, играйте. Я согласился, а Пиастро, и особенно папенька, стали ломаться, да так упорно, да так отвратительно, что меня взорвало. «У нас ноты, - говорят, - лежат внизу, а сверху - заново сшитые концертные костюмы - далеко лезть, мять не хочется...». Наконец публике надоело просить, она замолчала. Через четверть часа является Пиастро-папенька и, торжественно неся кипу нот, громогласно объявляет:
- До-стал!!...
- А я теперь не хочу аккомпанировать! - огорошил я его.
Эффект был прекрасный. Так и не играли. Я играл один. Положим, сын на меня ничуть и не обиделся. Мы играли в шахматы с результатом 4-0-0. Он говорит, что будто играл с Лядовым две партии: одну проиграл, одна ничья.
Свободное копирование
