Наконец, настало 20-е число июня, который день был для меня по многим отношениям в особливости достопамятен, и во-первых, тем, что в оный возвратился из Тулы возивший туда к г. Давыдову наши денежные и хлебные книги мой наилучший секретарь Щедилов и привез ко мне радостное, по тогдашним обстоятельствам, известие, что наместник наш, наконец, с миром из Тулы уехал.
-- Ну, слава Богу, -- воскликнул я, сие услышав, -- теперь туча сия, которая нас так много собою устрашала, благополучно и не зацепив нас прошла мимо, и мы до поры до времени остаемся в покое.
После сего спросил я его:
-- Ну что наши книги и зачем требовал их Николай Сергеевич?
-- Что, сударь, -- отвечал он мне, усмехнувшись, -- ему восхотелось сделать какой-нибудь конец с заемным своим хлебом и некоторыми деньгами, забранными им из экономической нашей суммы, и разрешить все наши сумнительства.
-- Но что ж, сделали ли вы что-нибудь? -- спросил я.
-- Сделали, сударь, -- отвечал он, -- но не знаю, как вам то покажется: несколько часов сряду мы с ним думали и гадали, как бы лучше, безопаснее и удобнее сделать и развесить все по сучкам неприметно, и насилу вздумали, взгадали и написали, и он все изволил для безопасности нашей впредь подписать, и теперь осталось только подписывать и вам статьи некоторые.
-- Покажи-ка, -- сказал я, удивившись, -- что такое вы там придумали и сделали?
Посмотрел, пожал плечами и сказал:
-- Ну, не из чего б сего сам не сделал и не захотел для иного кого никак сделать, но для его за его добродушие и, сожалея о его расстроенном состоянии... быть так, сделаю, блого -- все нашли такое удобное и хорошее средство. Подай мне перо.
И взяв оное, в ту же минуту, где что нужно было, подписал.
Сим образом прикрыли мы кое-как все грехи и шалости г. Давыдова и погребли их в бездну забвения прикрытием толь неприметно, что трудно было кому б то ни было до того добраться, и радовались, что удалось нам так искусно и хорошо его избавить от гнева и нарекания от наместника и себя от дальнейшего опасения какого-нибудь за то себе несгодья. После чего, подтвердив Щедилову, чтоб он все сие постарался сохранить в тайне и никому б о том не разглашал, спросил я его далее:
-- Что ж? А там, что я тебе приказывал, говорил ли ты с ним, то есть, что нельзя ли ему, ежели дальнего дела до меня нет, дозволить мне недельки на две съездить в свою деревню?
-- Говорил, сударь, и о том, -- отвечал мне Щедилов.
-- Ну, что ж он? -- спросил я.
-- И слова, сударь, не сказал, а с удовольствием еще отпустил вас, говоря, пожалуй, пожалуй, пускай себе едет и живет там хоть до самой ярмонки вашей, а возвратился б к оной, потому что, может быть, я сам приеду к вам попраздновать вместе с вами ваш праздник.
-- Ну, ладно, -- сказал я, -- и это дело в шляпе, слава Богу!
Сказав сие и отпустя своего Щедилова, побежал уведомлять о том своих домашних и говорить, чтоб они начинали в сей путь собираться, а сам потом спешить приводить в порядок заготовленный материал для журнала дабы его с первою почтою можно было отправить в Москву для печатания.
Но едва я только сим делом занялся, как пришли мне сказывать, что приехала к нам гостья наша, судейша Татьяна Андреяновна Дьякова, сестра друга моего Алексея Андреяновича Албычева, и что желает со мною видеться и о чем-то переговорить. "О чем таком", сказал я с некоторою досадою о том, что мне помешали, и пошел к ним в гостиную. Но как удивился и изумился я, когда она, поздоровавшись со мною, начала говорить, что она приехала к нам не просто, а за делом, и делом интересным, словом, свахою, и сватать нашу Елизавету Андреевну. "За кого такого?" спросил я, засмеявшись. -- "За знакомого и перезнакомого и вам, и всем нам человека, словом, за Петра Герасимовича Шишкова" И потом начала его и достаток его расхваливать и сказывать нам, что он сам ее о том просил и желает усердно знать, что мы на то скажем, и может ли он ласкаться надеждою, чтоб удостоили мы его принять в свое семейство.
Легко можно заключить, что предложение таковое смутило и встревожило во всех нас и мысли наши, и души, и мы несколько минут не могли сказать ей на то ни одного слова. Наконец, собравшись сколько-нибудь с мыслями, сказал я госпоже Дьяковой: "так, матушка, Татьяна Андреяновна, все это так, и все правда, что вы ни изволите говорить, самим вам все это известно, но сами, матушка, рассудите, что дело это не составляет безделки и не такого рода, чтоб можно было их один миг сказать и решительный уже ответ на то. О Петре Герасимовиче хотя и не знаем и не можем сказать ничего в укоризну и благодарим его за честь, делаемую им нашей дочери и нам, но со всем тем надобно-таки нам и между собою о том подумать и погадать, да я с невестою о том поговорить и иметь на то несколько времени; и так извините нас, что мы теперь еще ни того, ни другого решительно не скажем, а предоставим то будущему времени; нам необходимо надобно сколько-нибудь оного, чтоб сообразиться с мыслями".-- "Очень хорошо", сказала она, и будучи довольна, что мы, по крайней мере, не отказали, с тем тогда от нас и поехала.
Нам и в самом деле нужно было время о том пристальнее подумать и погадать. Жених сей был нам хотя довольно знаком, но знаком более во время его малолетства, по тогдашнем его и не совсем еще образовавшемся характере, по молодости его и по недавнему еще житью в деревне и не короткому еще знакомству, не могли судить и знать в точности. Неведомо нам было и то, как провел он время юношества своего во время гвардейской службы, и не было ли чего худого, да и нрав его был нам совершенно неизвестен. Итак, кроме достатка ею, против которого не могли мы ничего сказать, поелику с сей стороны казался он нам для дочери нашей наивыгоднейшим женихом из всех прочих,-- надобно было о самом об нем сколько можно пораспроведать и узнать. Более же всего озабочивал нас известный нам слишком характер отца его и непомерная склонность его к питью, и мы боялись, чтоб не вышел со временем и из него человек такого же разбора. Одним словом, все обстоятельства были таковы, что нам трудно и невозможно было скоро дать решительный ответ, а надобно было иметь время о том подумать и размыслить, а предпринимаемая тогда наша езда в деревню и случилась к тому очень кстати.