Наутрие наполнился весь город съехавшимся для торга и найма наших земель со всех сторон разным народом. Съезд был превеликий: кроме простого народа и множества поверенных, одних дворян съехалось более десяти человек. Все сии и вместе с ними и приезжие из Дедилова карабинерные офицеры {Карабин -- короткая винтовка. В России во второй половине XVIII века были специальные карабинерные полки.}, равно как наши городские, собрались поутру к г. Давыдову для поздравления, ибо случилось сие на самое Крещенье. И он после обедни трактовал их у себя на мой счет обедом. А после обеда и ввечеру было полное собрание у меня, и я угощал их всех балом и ужином, и было их так много, что как ни велика была моя зала, но все они не могли уместиться за столом, ибо набралось всех более 30 человек. Итак, весь сей день провели мы довольно весело, и ничего дурного не было.
А последующий день с самого утра и началась наша переторжка. Количество съехавшихся дворян увеличилось еще больше: никогда еще такого большого съезда не было как в сей раз, но никогда не было такого пристрастия и беспорядка при отдаче земли в наем. Господа, друг перед другом наперерыв, подлещаясь всячески к г. Давыдову, старались выпрашивать у него себе земли без переторжки и какие им были надобны, а сей, по ветренности и любочестию своему, желая играть роль знаменитого вельможи и самовластного повелителя, кичился тем, шваркался {Шваркать -- бросать, кидать.} оными, как ему хотелось. И сколько наилучших земель роздано им было тогда за сущий бесценок! И можно было сказать, что сии господа одни только и были счастливы, ибо что касается до бедных поверенных и крестьян, желавших также получить в наем себе земли и начинавших переторговываться, то их не хотели почти и слушать, а иных выгоняли даже вон, и случившийся быть тут егоза Темешов юлил и мутил всеми. Словом, вся святость прежнего обыкновения моего при переторжках таких рушилася, и наблюдаемый прежде во всем порядок превратился в шутовство, и я, смотря на все сие, от негодования пожимал только плечами и только в мыслях своих твердил:
-- Боже мой, что это происходит такое?
Наконец, г. Темешов вывел меня уже из терпения. Перевертываясь, как сущий бес, ввел было он командира моего в превеликий простак {В смысле -- поставил в глупое, дурацкое положение.}. Но случилось как то подъехать и подоспеть к сему времени крестьянам графа Румянцева, владевшим исстари знатною частью сих оброчных земель без переторжки. Почти что все мои предместники, да и сам я, по приказанию, бывшего наместника, уважал их для знаменитого их господина и никогда не отнимал от них сей крайне нужной им земли. А как г. Темешов, живший подле их в соседстве давно уже острил на сию землю свои зубы, дабы можно было ему нажить от нее тысячи, то пользуясь их неприездом, употребил он все пронырство к уверению г. Давыдова, что они от земли сей отказались и к убеждению его, чтоб он землю сию отдал ему. А сей, не поговорив и не посоветовав о том со мною, по легкомыслию своему и махнул и ее ему подсунул. Господи, как сие меня тогда вздурило! Не утерпел уже я, но сказал:
-- Помилуй, братец, Алексей Иванович, что ты это проказишь? Можно ли так статься, чтоб они отказалися; мне известно, как необходимо земля сия им надобна; они, того и смотри, сюда подедут.
И потом, отозвав командира своего к стороне, рассказал ему, как уважал их и старик мой князь, и сам наместник и насилу-насилу убедил его, и уладили так, что хотя ее ему и отдали, но так, чтоб ее можно было и возвратить, и отдать Румянцовским, ежели они приедут. А они в самое сие время подъехали и заревели, услышав, что земля их от них отнята и отдана Темешову. Но, по счастию, дело было уже сделано и был способ прекратить их вопли и, возврата им землю, удовольствовать оных.
Сим образом продолжался у нас крик и шум во все утро, даже за полдни, и насилу-насилу и кое-как дело сие кончили и всех, кроме немногих, удовольствовали. По расшествии всех надобно было помышлять об обеде, который был опять приготовлен у командира моего в замке и опять сопряжен был для меня он с превеликими беспокойствами, досадами и неудовольствиями. Не убытка мне было жаль и не того, что все происходило на моем коште, а досадно было то, что не только во все продолжение сего времени все бездельники и недоброхоты {Недоброжелатели.} мои мне всячески злодействовали и что не только с одной стороны князь, а с другой -- Варсобин, как сущие змеи, надували командиру моему на меня всякие клеветы в уши и бездельничали, но и самые негодяи его слуги присовокуплялись к их злодейской шайке и причиняли мне поступками своими несметные досады. Но никто мне столько досаден не был, как его камердинер, управлявший тогда всем его тут хозяйством. Сей, будучи превеликий мот и шалун, в то время как все господа накануне сего дня у меня ужинали, собрал в замке у себя целое сборище слуг и лакеев таких же мотов и бездельников, каков был сам, и ну с ними-то пить, играть в карты, транжирить и за всем то-и-дело посылать ко мне в дом. Бедные солные {Солные (стольные) -- слуги.} с ног даже сбились, бегая взад и вперед, но и им только и слышно было:
-- Давай то, давай другое.
Господи! Как досадно было все сие нам, а особливо моим хозяйкам. Имея и без того полные руки дел и головы, наполненные заботами о приготовлении собственного ужина и угощения толь многих гостей, должны были мы еще и прихоти сего бездельника также удовлетворять, и тем с вящею досадою, что видели, что там никого из гостей нет и все требования были пустые. И как по самому тому иное отпускали, а в ином отказывали, то сие и взбесило того мота и бездельника, и он как от того, так и с досады, что ввечеру проиграл 200 рублей, и злился, и ярился сильно поутру, и во время приготовления в замке обеда надоел требованиями и укоризнами своими нашим как горькая редька: ибо по его и то было не так, и другое не так, и дурно, того итого мало, и то, и то давай еще, и так далее. Но всем тем не удовольствуясь, а желая опять ввечеру иметь для себя свободу, и чтоб ему по-прежнему мотать и транжирить было можно, -- ну он всячески мастерить и доводить господина своего до того, чтоб он назвался опять ко мне на ужин и вечеринку, а сей, как олух, на то тотчас и склонился.
Что было мне тогда делать? Я и нехотя, а принужден был и его, и всех гостей приглашать и звать к себе, и посылать к дому о том сказывать, и обременять хозяек своих опять бесчисленными хлопотами, трудами и заботами, а вскоре зазывать на вечер и городских своих знакомых.
Итак, перед вечером и пошли все ко мне гурьбою, и вместе с городскими набралось опять множество народу. И как музыка была уже приготовлена и по приходе нашем тотчас загремела, то и начались у нас и особливо у молодежи резвости и танцы, а у всех игроков страшная картежная игра. Сам командир мой, будучи не из последних охотников до того, брал в том так же соучастие и, швыряясь сотнями, проиграл немалую сумму в этот вечер. Весь вечер провели мы в сих забавах и увеселениях, а наконец кончился он опять таким же большим ужином, как и прежде. Словом, все были, кроме меня одного, веселы и разъехались с удовольствием; ибо, что касается до меня, то я, по обыкновению своему, не брал никакого соучастия в их азартных играх; заботился только вместе с хозяйками своими о угощении всех их и только от досады твердил и говорил, сам в себе мысля:
-- Господи! Все эти люди затем только здесь, чтоб наживать себе прибытки и барыши, кто от земель, а кто от откупов, а мне ни дай, ни вынеси с бока да припека и только, что беспокойства и убытки, а за все про все и спасиба нет и еще злодействуют.
Но как бы то ни было, но и сей шумный день наконец кончился, и я остался провожать ночь с ночующими опять у меня кавалерийскими офицерами и их женами, которых ласкою были мы отменно довольны.
Свободное копирование
