Третий день был у нас днем отдохновения, а в четвертый не успело ободнять, как перетревожены были мы известием о скором приезде к нам моего командира, и так ну-ка мы скорее все приготовлять к его приезду и начинать ждать его ежеминутно. Однако, все наше ожидание его в тот день было тщетно. А между тем наехало ко мне множество гостей приезжих и тутошних. Приехали к нам все Кислинские, с женою и с братом, свояк его Л. С. Крюков, а вскоре за ним госпожа Елагина с сыном, а в вечеру И. В. Хомяков о своим немцем Грунтом, г. Арсеньeв с дочерью, Марья Юрьевна и Алабина с дочерьми. Словом, народа набралось множество, и мы ну-ка с ними провождать вечер опять по-святочному, ну-ка затевать и начинать разные игры и веселиться всячески, а потом все гости у меня ужинали, а приезжие и ночевали.
Со всем тем, как все ни веселились, но я находился более в расстройке мыслей и задумчивости, отчасти по поводу ожидаемого приезда моего командира, при котором случае не сомневался я, что произойдет множество всяких дрязгов, вздоров, досад и неудовольствий, а того более от помышлений о езде своей в Петербург, куда и хотел, и не хотел я ехать. Все начали твердить, что произвождение там туго и невозможно, и все не советовали мне ехать только за тем, чтоб явить сына и выпросить его опять обратно, и за то потерять многие сотни рублей. Я, слушая все сие и не зная, что делать, мятуся мыслями. Наконец, предлагают мне совет, чтоб просить еще об отсрочке, и уверяют, что сие легко сделать можно чрез Дмитрия Васильевича Арсеньева.
Наконец, поутру в следующий день прискакал и командир мой, привезя вместе с собой и г. Толбузина. Я, радуясь, что приехал он один и не привез с собой своей супруги, и оставив своих гостей, бегу его встречать и вводить в приготовленные и натопленные для него комнаты во флигеле зимнем, и принужден (позабыв о своих гостях, кои, отобедавши у нас поехали) проводить там весь день и там и обедать, и ужинать.
То, что я предугадывал, и совершилось действительно. И не успел он приехать, как и начались разные дрязги, и первый все поводы к тому подал наш князь городничий. Он, прискакав к нему, начал тотчас с одной стороны к нему подлещаться, а с другой шептать и надувать ему в уши всякие злоковарные клеветы на меня, а того более на бедняка нашего капельмейстера, на которого он, как змей, злился за то, для чего дерзнул он потребовать с него заплаты за учение двух его мальчиков, а ему заплатить было нечем да и не хотелось. Он насказал г. Давыдову столь иного худого об нем и о нашей музыке, что он восхотел в тот же день ее сам испытать и слышать. Тотчас притащены были они со всеми своими инструментами и загремели, и тут-то прямо не мог я довольно насмеяться глупым и непомерным коверканьям и жестам, делаемым князем, для опорочиванья игры, хотя он столько же мало разумел музыку, сколько я китайские танцы, которых я никогда не видывал. Но сколько он не старался всячески и насильно уверить г. Давыдова, что они играют дурно и ничего не знают, однако сей, разумея более сие дело, принужден был признаться и сказать, что играют они хотя не в совершенстве, но, судя по недолгом еще времени их учения, довольно и предовольно хорошо, и наш князь должен был замолчать и остаться в стыде.
Не успела сцена сия кончиться, как непосредственно затем открылась другая. Приезжал в сей раз г. Давыдов к нам для двух надобностей. Во-первых, чтобы присутствовать самому при скучнейшей для нас в самое сие время переторжке казенной от даваемой в оброк земли и покичиться притом своею властию; а во-вторых, и наиглавнейшее за тем, чтоб, съехавшись тут вместе с прочими своими товарищами винными откупщиками, счесться между собою в доходах и расходах по делам откупа винного, в котором сам он был тайный участник. И как все они тотчас слетелись и с нетерпеливостью ожидали окончания музыкальной пробы, то не успели они вытить, как и начались у них разговоры о делах винных. И Господи! какой поднялся у них тут шум, какое кричанье, какое друг друга упреканье, какие хвастовства и прочее тому подобное. Я слушал, слушал, да и стал! И как мне было сторона дело, и я ни малейшего соучастия в их шайке и деле не имел, то, стоючи в уголку, хохотал только мысленно всему этому вздору. Напротив того, князь, желавший неведомо как втереться в их сообщество и домогавшийся, Чтоб и в тогдашний год приняли они и его к себе в часть и приобщили к своей компании, стал без всякой о том просьбы, а сам собою, играть роль миротворителя в их несогласиях и согласителя в их спорах и распрях. На что смотря только, я дивился и сам себе мысленно говорил:
-- Боже мой! Вот в чем упражняются сами начальники и командиры!
И пожимал только плечами.
Таковые их распри и споры, крики и неудовольствия их друг на друга продолжались до самого ужина. И как надлежало за оный садиться, то, наконец, поприутихли и начали разговор о тогдашних военных делах и о новых победах над турками, приобретенных нашими войсками, потом о тогдашней опасной гвардейской службе. И как при сем случае нечувствительно дошла речь до моего сына, то г. Давыдов вновь меня и при всех подтвердил еще раз, что скоро пришлется к нему пашпорт, что меня сколько-нибудь повеселило, хотя я и отважился тому верить и на слова сии полагаться. А сим и кончился тогдашний шумный день.