Наконец настал и август месяц и с ним для меня новые заботы и хлопоты. Получил я известие, что князь, командир мой, приедет опять к нам на осень ездить по-прежнему с собаками. И мне велено было заготовить и для него, и для людей, и лошадей, и псов его нужные припасы. Я хотя и не имел причины опасаться, чтоб произошли опять какие-нибудь вздоры, поелику князь расположен был ко мне уже лучше, однако все-таки озабочивался сим его приездом и охотнее желал бы, чтоб он к нам не приезжал, и потому будущему приезду его не весьма радовался. Но как переменить того был я не в состоянии, то спешил, по крайней мере, скорее отделывать свой новый дом, дабы успеть до приезда княжова в оный перейтить и дворец опростать ему для жительства. Но он, не воображая себе, чтоб я успел сие сделать, и не хотя потревожить меня изгнанием из дворца, предписал мне, чтоб я сказал господам нашим судьям, жившим до того по-прежнему во дворцовом флигеле, чтоб они изволили выбираться вон из них и отыскивать себе, где хотят, другие квартиры в своем городе, а комнаты свои во флигеле опростали для квартирования самому ему собственно. С крайним нехотением пошел я им показывать сей ордер и уверять их, что произошло сие совсем не от меня, а от одного своенравия князя. Они хотя тому и поверили, зная, что мне в том никакой не было надобности, но не инако, как с крайним неудовольствием принуждены были, согласуясь с повелением сим, прежние свои спокойные и хорошие квартиры покидать и перебираться в город, где наняли они для себя уже кое-где пакосные квартиришки. А вместе с ними перебрался на ту сторону и сам наш городничий.
Признаться надобно, что таковое их переселение было не только для них, но и для меня весьма неприятно, ибо чрез сие удаление их из близкого соседства и рассеяние по всему городу разрушились все бывшие у нас до того частые свидания и веселые съезды и вечеринки, ибо к тому далеко не было уже такой способности, как прежде.