До этих моих и Володиных переживаний Анне не было дела – она ограничилась передачей очень скромной суммы денег на питание Володе и собаке. Наши заботы были посторонним делом и для Б.. Эту мою поездку в Липецк на выручку Володи младшего он считал моей прихотью, а свое отстранение от участия в его судьбе – единственно правильным. Он продолжал считать меня своей собственностью, за которой сохраняются обязанности «служанки» по отношению к нему, ее «хозяину». Он писал мне в Липецк: «Конечно, ты можешь оставаться, задерживаться в Липецке, но было бы куда тактичней (?) и человечней советоваться, а не принимать личные решения». Человек, безучастный к судьбе своего внука, требовал, чтобы я просила у него разрешения на оказание помощи моему внуку! Не мной замечено, что грубияны и насильники любят порассуждать о необходимости проявления тактичности и человечности, разумеется, по отношению к самим себе, не утруждая себя тем же самым по отношению к кому бы то ни было другому. По убеждению Б. проблемы Володи, его 15-летнего внука, были житейской мелочью в сравнении с «затруднениями», которые «переживал» он, дед: из-за этого внука на длительное время лишенный возможности разрядиться за счет моего спокойствия и терпения. Он был убежден в том, что его внук уже давно обязан был решать свои проблемы сам. Отношение матери к сыну и деда к внуку было одинаковым. Поразительное сходство в безучастности обоих! «Проблемы» этого закостенелого грубияна меня уже не трогали. Проблемы внука мне были понятны и близки. Они были порождены его матерью. Проблемы Анны тоже были следствием ее греховного выбора – секса и сребролюбия. С последствиями оказавшихся ошибочными своих выборов Б. и Анна обязаны были справляться сами, но они не привыкли к этому и не желали привыкать.
Дальше в своем письме Б. жаловался на Володю большого и на Надю: «Они в Семхоз не ездят (неправда), а можно было бы в субботу и в воскресенье приезжать с детьми. Буду просить Володю взять отпуск, но боюсь, что он больше 3-5 дней не выдержит, сорвется». Рядом с тобой – всенепременно! Судя по письму Нади, они в Семхоз ездили. Но Катя была еще слишком маленькой, чтобы длительное время находиться на даче, лишенной многих удобств.
9 июля я выехала в Москву – нужно было принять участие в крещении Сережи, для которого я успела сшить и вышить крестильную рубашку и купить резинового львенка, очень красивого. Крестили малыша в церкви на Воробьевых горах. Он был «запевалой» в хоре крестившихся в тот день малышей. Как только он начинал плакать – «запевали» все малыши. Замолкал наш Сережа – умолкал весь хор. Крестной мамой Сережи была Лена Путилина, Надина подружка по школе. Искупанный в купели и хлебнувший кагора, он уснул. Где-то есть фотография, запечатлевшая это событие. 25 июля я возвращалась назад заниматься Володиными делами и садом. Любопытно то, что Анна в эти летние месяцы находилась в Липецке. Брат ее любовника Игорь, в квартире которого вынужден был находиться Володя, с возмущением говорил мне: «Они развлекаются на пляжу (так и сказал), а кто-то должен за них заниматься их делами».
Любопытный факт запечатлен в моих бумагах: плацкартный билет на поезд в Москву стоил тогда 1152 рубля, обратно в Липецк – 911 рублей. Примерно столько же, сколько сейчас (август 2012). Но продукты! Майонез – 940 рублей, сыр – 2400, пряники – 289, масло сливочное 824, яйца 426! Расход за неделю (с 26.07. по 4.08.) – 9312 рублей! До 20-го августа мы с Володей израсходовали 34745 рублей, из них 20300 была моя пенсия. Дважды по 7 тысяч нас субсидировала Анка.
Предупреждение мастера производственной мастерской сидело в моей голове. Неблагоприятная обстановка дома и в училище неизбежно должна была обернуться у Володи обострением хронического заболевания горла или ушей. А Анка продолжала развлекаться, участвуя с Сергеевым в каких-то аферах. Но мне надо было уезжать в Москву – там ждали меня двое малышей. Уезжая, я написала Володе письмо: «Володя! Сегодня, 3 сентября, я уезжаю, может быть, навсегда, не знаю пока. Но я должна тебе сказать следующее. Я любила и пестовала тебя с рождения. Ты был и останешься самым дорогим для меня существом, пока не вырастут Сережа с Катюшей. А, может быть, таким дорогим и останешься – это уж зависит от тебя. Если ты окончательно превратишься в Ширкова – лежебоку, обжору (ты – не обжора), крохобора, похотливого насильника, которого даже модными тряпками обеспечивают женщины (мать, сестра, жена), - такого я не смогу уважать. Тогда прощай. У меня просто нет времени ждать, когда ты перерастешь, прозреешь и помудреешь. У меня для жизни осталось мало времени. Поэтому я обязана высказать тебе по факту, по тому, чему я была свидетелем в это лето. Каким ты будешь – время покажет, не мне судить об этом. Меня раздражало и обижало твое безграничное гуляние до часу ночи и даже позже. До 12 часов и то уже много для твоих 15 лет. Меня раздражало твое спанье до трех часов дня и пренебрежение к уходу за собакой, твое игнорирование нужной мне помощи по работе в саду. Ты как-то откровенно сказал, что это – не твое хобби работать на земле, что не хочешь и не можешь работать в саду. Ты думаешь, я хочу? Многое из того, что я делала раньше и делаю сейчас, я делаю не потому, что мне это очень нравится. Просто я люблю вас всех, кроме деда. В этих делах выражается моя любовь к вам. Принимаете Вы ее или нет, мне все равно. Я хочу, чтобы ты научился жить с разными людьми, оставаясь самим собой. Оставаясь тем, кого я люблю, кто не станет подлаживаться под каждого встречного. Всего тебе самого доброго, мой дорогой внучек. Держись». Володя провожал меня. Уезжая из Липецка, я везла саженцы облепихи, ежевики, малины, крыжовника, клубники сортов лорд, кулон и фестивальной. Этой осенью мы смогли распланировать грядки на огороде в Семхозе и заложить в их основание все, что постепенно могло способствовать формированию плодородного слоя земли.
Свободное копирование
