Если раньше я могла успокоиться в течение нескольких часов, то в ноябре 1992 года мне потребовалось уже несколько дней, чтобы прийти в себя: ведь слишком неожиданными и значительными оказались испытания, выпавшие на мою долю в 1991-1992 годах. И я уехала к Павлине Андреевне и Владимиру Николаевичу Лифановым в деревню Большой Хомутец. Оттуда - в свой сад собрать облепиху. Было уже очень холодно, коченели руки. В «зимнем дворце», сооруженном Б., спастись было невозможно. И Валентин, наш сосед, пригласил меня в свой дом обогреться. Я пошла. Он напоил меня вином. Как всегда, после вина у меня слабели руки и ноги, но наступала четкость мысли и памяти. Я помню все до мелочей, как он овладел мною. Не восторг, не успокоение, - одно отвращение наполнило мою душу.
Мою душу не могло успокоить и курение. Это я узнала еще в детском доме, когда училась в пятом классе. К моей подружке Вале Касьяненко приехала мама, освободившаяся из заключения, и всех нас, находившихся в комнате, «угостила» махорочными самокрутками. Одной затяжки мне хватило, чтобы на всю жизнь отказаться от этого средства самоуспокоения. Не успокаивал меня любой алкоголь. И секс, оказалось, не одарил меня душевным равновесиием. Этот последний случай поставил окончательную точку на моем полном отрицании в качестве успокоительного средства этой стороны отношений между мужчиной и женщиной. В 1991 и 1992 годах я испила полную чашу человеческих мерзостей и была близка к тому, чтобы сгинуть с лица земли, но меня еще держали обязанности по отношению к моим детям и внукам. Я не жаловалась моим друзьям, но они продолжали выручать меня. Все свои выходные дни я проводила в Большом Хомутце у Павлины Андреевны. Большее, чем простое участие проявлял ко мне Михаил Николаевич. Я могла воспользоваться этим. Но однажды он показал мне свой семейный альбом, в котором была интересная фотография: оба юные и стройные Михаил Николаевич и Юлия Сергеевна стояли, прислонившись к такой же стройной березке. И чтобы я осквернила этот чистый образ? Никогда! Ни в табаке, ни в вине, ни в сексе, ни в украденной дружбе и любви, - я никогда не видела своего спасения. Моим спасением были и остались дети, литература, музыка и работа на земле. «Природа доброго духа необходимо ищет деятельности и расширения круга этой деятельности, распространения царства истины и добра»- писал преподобный Иоанн Кронштадтский, подтверждая справедливость того выбора, которому я интуитивно следовала всю свою сознательную жизнь.
Начались мои активные поиски обмена квартиры на Москву. Там я надеялась обрести душевное равновесие. Это были последние месяцы моей работы в Липецком политехническом институте. Тогда состоялось собрание, последнее собрание, на котором мне пришлось выступить. Обсуждали кандидатуру на пост губернатора Липецкой области. Институт предлагал на этот пост кандидатуру Геннадия Васильевича Купцова. Один за другим выступали с хвалебными речами мужчины нашего института. Я послала Михаилу Петровичу Куприянову в президиум записку с просьбой дать слово хотя бы одной женщине. Обращаясь к аудитории, я спросила: «74 года Вы жили по «законам» двойной морали, и Вам не надоело? Геннадий Васильевич убежденный сторонник двойной морали. Одна мораль для него лично, если он станет губернатором, основу которой составляет вседозволенность при попрании всяких законов, способных ограничить ее. Другая мораль для нас с Вами со всеми законными и беззаконными ограничениями. Согласны Вы быть послушным стадом у этого губернатора?» Свое выступление я аргументировала конкретными фактами. В зале осталось 12 человек, согласных поддержать меня. Мы написали коллективное письмо-протест на имя Б.Н. Ельцина. Ему ведь предстояло утверждать эту кандидатуру в должности губернатора. Год потребовалось Борису Николаевичу, чтобы понять сущность этого «Наполеона» местных масштабов, который судился с Ельциным после того, как Борис Николаевич лишил его этой сладкой должности.
Я форсировала обмен квартиры и нашла вариант. Фирсова Прасковья Васильевна собиралась передать свою московскую квартиру племяннице Колыхаловой Нине Васильевне (больше у нее никого не было), которая жила и работала в Липецке. До пенсии Прасковья Васильевна работала официанткой в столовой ИМЛ. Хозяйственный отдел ЦК КПСС многие годы строил для своих сотрудников дома особой серии – хорошей отделки и планировки. Ее однокомнатная квартира располагала этими качествами. Володя большой, посетивший эту однокомнатную квартиру на улице Свобода, был в восторге от нее. С Прасковьей Васильевной переговоры об условиях обмена вел сначала Володя большой, потом я. У нее была возможность разменяться на квартиру большей площади и ниже этажом. Но она очень боялась обмана, а нам с Володей старшим сразу поверила. Надя вспоминает, как она волновалась, опасаясь срыва в ходе этих переговоров. Но все прошло благополучно.
Свободное копирование
