В это время Липецк жил подготовкой к выборам в областной совет народных депутатов. В список кандидатов в депутаты от нашего института была включена и моя фамилия. Мои доверенные удивлялись, почему я пренебрегаю предвыборной агитацией. Я игнорировала эту агитацию, потому что не горела желанием попасть в состав этой говорильни. Свою кандидатуру в депутаты областного совета Б. выдвигал по собственной инициативе. Мы оба не прошли с той лишь разницей: я не стремилась туда, а Б. жаждал быть депутатом областного совета, чтобы начать «двигать общечеловеческие дела» хотя бы на просторах Липецкой области. 12 ноября стали известны результаты выборов. «Человечество» Липецкой области не удовлетворило его «первостепенной потребности служить обществу». Он пришел домой разъяренный. Михаил Николаевич только что ушел домой. Я была одна со своими домашними делами и заботами, далекими от общечеловеческих проблем, от желаний и стремлений Б.. Его не интересовали ни я, ни люди моего окружения, о которых я рассказала выше. Гнев за провал на выборах он выместил на мне, стараясь свернуть на сторону мою челюсть и расплющить мой нос. Так, десятилетиями постепенно угасая, в тот вечер под его кулаками осколками разлетелись остатки моего терпения. Им самим была сорвана со своего лица маска и нанесен последний штрих к собственному портрету.
До этого вечера многое было в наших отношениях. Я терпела все внешние неудобства нашей совместной жизни: тесноту и отсутствие чистого воздуха в Кемерово, убытки, связанные с переездлами, мизерность средств во время моей учебы в аспирантуре. Всеми способами старалась я не огорчать, не раздражать, не озлоблять, не роптать, не укорять Б. из-за этих неудобств. С самого начала наших отношений я знала, что мне придется все это терпеть, все переносить с ущербом для себя, для своей материальной и телесной жизни. Долгие годы я все терпела, все переносила и до ноября 1992 года прощала ему все его словесные выпады в мой адрес. Нина первая увидела в этом поведении Б. осознанное желание его пожить за счет моего терпения и спокойствия. Услышала это в разговоре с ним по телефону и предупреждала меня мой лечащий врач Нина Алексеевна Левина. Видели это и предупреждали меня мои коллеги по работе. Жалкая, но все-таки теплилась в моей душе надежда на то, что в нем проснется разумность и он прикипит к семье, к детям. Его желанию посвятить себя серьезному творчеству я не противодействовала, а поощряла и, по возможности, старалась создавать условия.
Мое 33-летнее упование на влияние на него личного примера моей самоотверженности и преданности сначала треснуло от предательства Анны, а 12 ноября 1992 года окончательно разбилось о его кулаки. Собственными кулаками он демонстрировал неоспоримый факт завышенной самооценки. Передо мной стоял «голый король», интеллектуальный импотент, со скрежетом зубовным сжимавший кулаки. Стояло духовно нищее существо, не привыкшее во всем, что бы ни случилось, обвинять самого себя. В том же духе самооправдания он «пропоет» в 2009 году: «Вставай, старухой заклейменный и ею преданный старик…». И в качестве обвинения произнесет: «Я все годы после твоего вступления в партию переживал жгучий стыд и с трудом переносил тебя». Однако без каких-либо признаков «жгучей стыдливости», не утруждая себя, пользовался он всеми благами, какие давало мне чтение курса гражданской истории в пединституте и курса истории КПСС в политехническом институте. И продуктовые подношения своего начальника В.В.Лукина и старой большевички Марии Петровны не вызывали у него красок стыда – он поглощал их с удовольствием.
Оказалось, что своим терпением я долгие годы содействовала закреплению капризных черт характера моего спутника, характера, сформировавшегося на основе исковерканной войной психики. После «бесед» с чиновниками Кемеровского УКГБ заметно крепла его озабоченность своим здоровьем, возрастала потребность разрядиться и обрести желанное успокоение за счет моего спокойствия, терпения и секса. Последний превратился в одно из неотъемлемых отправлений его организма. Призывом к нему служила фраза: «Давай, поработаем» или «разгрузим вагончик». Наряду с языковой распущенностью такой «интим» вызывал у меня отвращение. Но и это я терпела. Я могла прощать все, но только не рукоприкладство. Насилие в любой его форме – это стремление интеллектуально и духовно обедненного существа страхом унизить ближнего. «Как люди в страхе гадки! Начнут, как Бог, а кончат, как свинья», - писал А.К. Толстой. Такое будущее ждало и меня, если бы я смирилась с рукоприкладством Б.Г. К.. Этот исход меня не устраивал. В любом случае до сих пор я могу подчиниться духовной силе, интеллекту. В нашем случае с самого начала я была готова к разрыву с Б.Г. К., но только не к унижению страхом через насилие. Не я, он окончательно упал в моих глазах.
12 ноября 1992 года «лидер» местных социал-демократов с собственноручно выписанным партийным билетом № 1 в кармане силой своих кулаков яростно принуждал меня признать его «исключительность» в надежде принудить меня и дальше обслуживать эту его «исключительность», как я обслуживала его до ноября 1992 года.
Ведал ли он что творит? Как во все времена, и в то трудное время ведали, что творили, лишь те, кто был способен творить добро: Павлина Андреевна, Ольга Митрофановна, Галина Федоровна Крысина, Людмила Игнатьевна Мещерякова, Александр Никитович и Клавдия Алексеевна Нагулины, Светлана Степановна Ермакова, Михаил Николаевич, Иван Силаевич и Юлия Сергеевна, Маргарита Тихоновна. Они творили добро. В любом уголке нашей огромной страны были люди, умевшие творить добро.
Свободное копирование
