После операции по поводу удаления аппендикса мне все труднее давалась физическая работа в квартире и в огороде с садом. Одной убирать эту огромную квартиру мне было трудно. Нас было пятеро, и дежурить по квартире по одной неделе в месяце предстояло каждому. У меня имелся именинный календарь с численником на обратной стороне на 1991 год. На нем я и расписала время недельного дежурства каждого на весь 1991 год. Володя воспринял это новшество спокойно. Но с его занятостью в школе и вне школы, он не смог осуществлять это дежурство. Остальные трое зароптали и отказались дежурить по квартире. Б. счел исполнение этой обязанности посягательством на его стремления служить обществу, и в знак протеста написал «Грамотку-правдинку» с подзаголовком «истинное распределение времени для дел». Согласно этой «грамотке-правдинке» большую часть своего времени он «безвозмездно отдавал семье и ее благополучию» (?) и только «12 часов в неделю служил обществу», но оговаривался, что и это его служение обществу целиком подчинено интересам его семьи. Анна с Анатолием преспокойно перешагивали через меня, когда я мыла полы в холле и на кухне. Они отказались не только от дежурств, но и от необходимости вникать в школьные и внешкольные дела Володи. Этими его делами по-прежнему занималась я: перед контрольными работами по математике ездила с ним к Павлине Андреевне в деревню, водила его на занятия по английскому языку, водила на плавание и на занятия в художественной школе. В зимние месяцы я сопровождала его на каток, который заливали на стадионе «Металлург». Мне было интересно наблюдать, как проявляет себя во всем этот растущий на моих глазах мальчик.
Привычка членов моего семейства брать, не отдавая, превращавшаяся в стойкую черту характера каждого из них, меня возмущала. Я не могла быть безучастной к этому. Пыталась вразумлять, но безуспешно. Ответом было усиливавшееся по отношению ко мне озлобление. Я не ожидала такого поворота, недоумевала и сильно переживала. Вот когда мне пригодились бы советы преподобного Иоанна Кронштадтского. В этой ситуации меня вновь поддержала Нина. 7 марта 1991 года она писала мне: «Милая женщина, неутомимая труженица, в полной мере испытавшая на себе радости и тяготы жены и материнства! Заботливая бабушка Катя! Желаю тебе добрых друзей и всего самого доброго в жизни!» А в доме грянул шторм злобы и агрессии после того, как я решилась напомнить Анне и Анатолию о том, что они должны делать взнос в общесемейный бюджет. «Как? Разве это не прямая обязанность родителей содержать детей?», - возмутились Анна с Анатолием и ответили на мое напоминание скандалом и дракой. Первый удар палкой и ножом от Анны получил Б.. Рухнул мой мир. Я знала – такие сцены нередки в большинстве семей. Но мне казалось, что я немало сделала для того, чтобы не увидеть ничего подобного в своей семье. Избегая повторения подобных сцен, я уходила из дому и подолгу сидела на пустых ящиках у гастронома. Мои горестные размышления, наверное, были такими сильными, что оказались услышанными Ниной в Жирновске. Она и ее сестра Паша неожиданно, как посланцы от Бога, 1 мая 1991 года оказались в нашей квартире на улице Липовской. Приезд Нины был кстати, она помогла мне обрести равновесие, но изменить обстановку в семье было не в ее силах – она уже серьезно болела. Когда она уезжала, я попросила ее предупредить меня, если ее состояние будет ухудшаться. 20 июня 1991 года она выслала мне посылку: «От нас с Пашей тебе ко дню рождения подушка с утюгом, а 5 рублей кладу Вове на мороженое». Это была ее последняя записка и последняя посылка.
Как разнятся между собой люди: идущие по пути добра от тех, кто ступил или бредет по обочине дороги зла! 23 июня, поздравляя Б. с днем рождения, к пожеланиям ему Надюша приписала в своей открытке: «Со всеми бедами мы справимся. Для того они и есть, чтобы их преодолевать. Не ворчи, дед, на белый свет, ведь хорошего в нем больше, чем плохого, надо только приглядеться». Для этого нужны были усилия, способность видеть и слышать не только себя. Мироощущение, которым жили Нина, Надя, я и мои друзья-помощники, Б. считал очень ограниченным. Анна и Анатолий считали мое мироощущение непомерно трудным и далеким от «жизни». Их жизни? Их интересов? Легкостью своих интересов Анна с Анатолием привлекали к себе Володю. «Легкость» завораживала Володю. Мне становилось страшно за судьбу этого мальчика. Мои добрые намерения и активное участие в обеспечении благополучия семье Анны уже мостили дорогу в ад. Куда угодит мой первый внук? Какую дорогу выберет?