27 ноября я выполнила главное задание на курсах – прочитала обязательную теоретическую лекцию, посвященную национальному вопросу. Мужчины в нашей группе и главный среди них молдаванин Морарь ополчились против меня. Оказывается, за попытку сметь свое суждение иметь относительно их работ по тому же вопросу, я вызвала такой их гнев, что они сговорились устроить мне коллективный разнос. В ответном выступлении мне удалось разрядить обстановку, и мои оппоненты поняли: на меня нельзя шикать, со мною надо считаться. Мир в группе воцарился, и мои оппоненты стали относиться ко мне уважительно. Кроме Мораря. Он был у нас парторгом курса и выполнял эту роль как преданный пес. Когда началась подготовка к торжественному собранию, посвященному 75-летию Л.И. Брежнева, он включил меня в состав тех, кто должен был выступать с докладами на этом собрании. Мне поручено было представлять секцию истории КПСС. Все понимали казенный характер этого мероприятия, и я попыталась отказаться от выступления. «Именно вам может обернуться неприятностями ваш отказ от этого поручения», - прошипел Морарь, глядя мне в глаза. Хорошо. Я решила не быть погремушкой и рассказать о Брежневе не как о генсеке. Мне виделся просто человек со своей судьбой, без маршальского мундира и почестей – его я и показала. Обычный во время таких мероприятий гул в аудитории стих, когда я начала выступление. Потом зал затих и со вниманием выслушал меня до конца и ответил на мое выступление дружными аплодисментами. После окончания этого мероприятия ко мне подошел старый профессор Киевского университета и спросил: «Где вы учились?» - «В МГУ». – «Видна школа!» Слушатели нашей секции на курсах в Киеве потом с удовлетворением вспоминали, как на этом всесоюзном мероприятии историки утерли нос философам, экономистам и научным коммунистам.
Б. вошел во вкус, отдыхая в Моршино. В письме Надюше он писал в октябре 1981 года: «Я почти ничего не читаю и не пишу. Смотрю фильмы». Уже 14 лет «много думаю, читаю и пишу очень мало»!!! В ответ я писала ему: «Тебя оставили одного, чтобы ты мог заняться своими делами. Плюнь на участок, используй эти 5 месяцев, займись ты лучше своим делом, доведи его хотя бы до общего очертания. Вообще, ты сам лучше меня знаешь, как дорого время». После его возвращения с курорта организация, где он работал, в ноябре послала его на курсы повышения квалификации в Ленинград, откуда он мне вдруг сообщил в декабре: «Я завершил давние дела по редукции труда и нашел механизм гарантии реализации закона распределения по труду (опять «анализом в себе»? – Е.Е.). Это, конечно, огромное дело, которое надо оформить. К чему я и приступаю». Только «приступаю» и только к части «единственно перспективной экономической системы», о которой он победно рапортовал мне летом 1968 года! В конце 1981 года только «приступаю»! 14 лет спустя!
А я приступаю к сопоставлению писем, которые получила в начале декабря 1981 года от Нади, Нины и Ани. В них ответ на вопрос, который не давал мне покоя: с кем может быть связана дальнейшая судьба моего внука? Нина писала тогда: «Вова скучает о вас, но думает больше о тех, кто меньше всего о нем заботится. Только и разговору, что поеду к маме Ане и папе Толе». Именно в те дни, когда она писала, а я читала об этом, Анна сообщала мне: «Толик (не нравится мне это уменьшительное детское имя, применяемое по отношению к взрослому) нашел мой троечный аттестат и мои старые письма. Прочитал все, обозвал меня двоечницей (а спать с аттестатом собирался?) и ушел. Через три дня пришел мириться. Уже не обзывает меня, руками не размахивает, часто встречает меня после работы». Могла эта среда освободить Вову от лишнего дерганья в очень важный период становления его психики? Надюша, за 3,5 года его жизни знавшая о Вове больше, чем родная мать, в те же дни писала мне: «Очень-очень хочется посмотреть на Вовку-морковку. Теперь он уже не «мамышка», а взрослый, большой человек, но все равно маленький. У него «голевка» солнышком пахнет и пятки узенькие, и маленькие, и розовенькие, а руки грязные-грязные после улицы. Помнишь, как они с папой гулять пошли, но скоро пришли обратно. Вовка грязный-грязный, с носа вода капает, на физиономии разводы, а руки-то! Это он мордочкой прямо в лужу плюхнулся. А деда такой виноватый стоял – не уследил! А как он, Полинчаку, что-ли, целый самосвал песка на голову высыпал! Не хорошо, конечно, но Сережка так смирно стоял, пока Вовка на него сыпал. Мам, порядочной пожарной машины я ему не видела. Вообще, хороших, умных игрушек мало. Вот бы узнать, о чем они с Наташкой (внучка Нины) говорят! Ведь Вовка не особенно разговорчив был. Как-то мы с ним идем из яслей, стоит грязный автобус. Вовка говорит: «Грязный! Надо помыть». У него очень лаконичные фразы: «Я тебя убью», «надо», «всо». «Надя плохая», «деда плохая», «баба плохая»!!! Но - «Любу бабу». А как их с дедом лев в зоопарке описал! А как мы с ним на речку ходили, как я его в воду заманивала клубничным киселем!» Вот от кого изливалась любовь на голову моего маленького внука!
Свободное копирование
