Передо мной справка, которую выдало Производственное объединение «Ташкент хлеб» «Григорьевой А.Б. в том, что она была принята на временную работу с 29. 12. 77 года на должность укладчицы хлеба». И письмо воспитательницы общежития Охотниковой тоже передо мной, в котором она объясняет, почему и когда Анка была выселена из общежития. Это произошло 14 декабря. Где она была 15 дней? По ее рассказу, она с подругой (?) ездила в Учкудук. Там они пытались устроиться на работу в урановые рудники. Но медицинская комиссия обнаружила у Анки (при ее «детской матке») беременность. Ей отказали в приеме на работу и посоветовали поскорее убираться из этого города.
Передо мной ордер на вселение ее в общежитие автозавода от 6 октября 1977 года. В письме воспитательница этого общежития писала мне: «Вас интересует причина выселения вашей дочери из общежития. Ваша дочь в течение двух месяцев жила, не прописываясь. В комнате жило 5 человек. Девушки из этой комнаты несколько раз жаловались на Аню, что вместе с ней в комнате ночует парень. Затем мы с комендантом несколько раз прослеживали и убедились в правоте жалобщиц. Парня зовут Женя(!). Ваша дочь сказала, что это ее муж, что родители знают (?) о том, что они живут давно как муж и жена. Мы ее предупредили, чтобы парня больше не было, но он продолжал лазать в комнату через окно. А это есть аморальное поведение девушки в общежитии. Она попыталась угрожать нам за то, что мы ее ругали за ее поведение. Поэтому ее выселили из общежития. 14 декабря 77 г. Охотникова». Значит, она кормила Женьку и для этого просила нас выслать ей деньги. И в Учкудук, если и ездила, то не с подругой. В Ташкенте этой «подругой» оказался Женька Мещеряков.
Если бы я не знала Анку, я не поверила бы письму воспитательницы. В письме незнакомой мне женщины воспроизведен правдивый словесный портрет моей старшей дочери. Есть и другой портрет: фотография красивой очень молодой девушки. Под портретом памятная надпись: Набережные челны. КАМАЗ. На обороте фотографии рукописный автопортрет: «Всех ненавижу. Всем буду мстить. Никто никогда меня не узнает, ведь я никогда не буду любить». И ребенка, которого уже носила в себе?
Потом она рассказывала, что из Учкудука, не с подружкой, а с Мещеряковым Женей они прибыли в Ташкент, где с большим трудом нашли работу на хлебозаводе. «Домом» им служила подсобка, питались они только тем хлебом, который укладывали. Заработав на обратный билет, поехали назад в Липецк. Всю длинную дорогу от Ташкента до Москвы с верхних полок они вдыхали аромат пищи, которую потребляли их попутчики, и мучились от страшного голода. В Москве Анка пошла в институт, где работала Валентина. «Вид у нее был ужасный», - вспоминала Валя. Она накормила ее и дала денег на дорогу. Когда Анка вошла к нам в дом, не только вид ее был ужасным. Мне пришлось ее отмывать, освобождать от вшей, одевать и кормить. «Из дома я больше никуда не поеду», - клялась она.
И в поздравительной открытке по случаю праздника 8 марта пообещала мне: «Мы с Надюшей будем всегда тебе помогать». Дай-то Бог! Моя душа цеплялась за самый малый проблеск добра в ее душе. Я даже обратила внимание на такую мелочь - на этом письменном обещании она не забыла поставить точку. И Надя втягивала ее в мир нашей семьи. Все поздравительные открытки по-прежнему писала она, но обязательно включая в число поздравителей и имя Ани.
Анка собиралась сделать аборт. Было уже поздно – беременность в 6 месяцев не прерывали. Я обратилась за помощью к Фаине Александровне, старшей сестре отделения, которым заведовал Ю.А. Устьянов. Она повела нас с Аней к опытному врачу-акушеру, которая делала аборты и при большой беременности. Когда врач объяснила, какая роль в этой операции отводится лично мне, я отказалась от этого преступления. «Пусть рожает», - сказала я. Мне было понятно, с какой несерьезностью к своему положению относится будущая роженица. 20 лет назад перед ее появлением на свет условия для ее развития были неблагоприятными. Но они не шли ни в какое сравнение с тем, что пришлось пережить моему первому внуку до его рождения. Анюта носила плод моего третьего ребенка, мне предстояло обеспечивать рост и развитие его.
После возвращения Анны из Набережных Челнов я попыталась примирить ее с отцом. Я передала ей рассказ отца о его трудностях в детстве и юности. «Если наберется один процент правды в его рассказе – хорошо. Все остальное – вранье, чтобы обеспечить себе сытость, благополучное прозябание и неограниченный секс. Он ни о тебе, ни обо мне, ни о ком вообще никогда не думал и думать не будет, кроме как о себе «драгоценном», - заявила Анна. Суровые уроки жизни делали ее прозорливой.
Свободное копирование
