Анка прислала длинное письмо мелким почерком в каждой строчке листа в клетку. Много в письме дум и хороших, и горьких. Они ее захлестывают, она захлебывается ими. Мысль скачет, обрывается. Она ушла из строительной организации – там ей приходилось носить в лабораторию на анализ тяжелые болванки с цементом. 6 октября она устроилась на автозавод, будет работать на конвейере. Судя по письму, ей трудно дался этот переход. На КАМАЗе она радуется новизне обстановки и прислала открытку с изображением гордости завода – большегрузного автомобиля. Когда привыкнет – поймет однообразную ритмичность труда и опять заскучает. Не сорвалась бы опять…
С едой у нее неважно. Пишет, что познала голодное состояние. В октябре у нее было 70 рублей, в том числе с нашими 40 рублями. Только на питание одной этого достаточно. Но она не умеет экономить. Судя по письму, 25 октября она уже сидела ни с чем и ждала день зарплаты. Она пишет: «Никогда не думала, что голодный желудок может так удручать человека. Часто во сне вижу нашу кухню». Холодно ей там. Хочет у девочки покупать старую шубу, короткую в рукавах и в подоле. Это намек и просьба, чтобы помогли одеться. Я написала ей, что вышлю ткань на пальто и воротник, пусть заказывает. Или, если там есть ткань, пусть заказывает, а я вышлю деньги. На питание высылать денег не надо, а одеть ее надо.
Она пишет, что собирается устроиться уборщицей, чтобы подработать денег. Я ей не советую, надо тратить время на учебу. Как мать, я должна была бы взять все ее страдания на свои плечи, пока она не перебесится. Может быть и так. Мне горько от одного, что детство у нее рано кончилось и уже давно, а она, пройдя через самые серьезные сложности в жизни, в отличие от своей подружки Марины Ивановой, продолжает воспринимать жизнь по-детски, как большой ребенок.
В честь получения ваших с Аней вестей мы с Надей устроили маленький сабантуй: купили торт, открыли вишню, правда, обошлись без горячительного. Нам было приятно в нашем маленьком семейном кругу. Погрустили над Анкиным письмом, над тем, что жизнь (или она сама) все время отрывает ее от нас и не в ее пользу. Жалко девчонку. Но другой формы ее переделки я не вижу. Сытость – не лучший воспитатель, если не используется ум и отсутствует критическое отношение к себе.
Надюша поедет на соревнования 8-9 ноября - их встречу перенесли. Сейчас она много учит и тренируется, устает девочка. Английский идет у нее хорошо», - заканчивала я свое послание Б. в Кемерово.
И Надюша писала в Кемерово папе о своих делах: «Анка прислала, наконец, письмо. Она все получила. Соревнования перенесли на 11 число. Вылетаем 8 или 9 ноября. Летим до Днепропетровска, а оттуда по Днепру на водной ракете. Значит, должны увидеть Днепрогэс. В школе все нормально. Жду не дождусь каникул. Уже устала. Нас отпускают четвертого, значит, пятого уже отдыхаем. Папа, лечись, как следует. С чувством, с толком, с расстановкой. Привези, пожалуйста, фотографии Кемерово, ладно? Я ведь его уже не помню. На соревнованиях или после них постараюсь написать еще раз. Счастливенько. Надя». 9 ноября я в Кемерово Б.: «Ну вот, и я осталась одна. Надюшу два дня провожала с нашего аэропорта – не было погоды. Вчера, 9, они взлетели при ужасном тумане и дожде. Но, как пишет ее подружка Ирина, приземлились и устроились они хорошо. Надюше так не хотелось уезжать. В последние дни четверти Валентина Дмитриевна увеличила нагрузки на тренировках, и наша малышка душевно не выдержала. Впала в меланхолию, плохо спала, вздрагивала во сне. Пришлось заниматься внушением. Мы много с ней ходили по улицам Липецка и тихо беседовали. Вместе спали на диване. Она спала, а я ведь не могу спать вдвоем, тем более с ней – всю ночь приходится сторожить. Вроде бы страх ее мы одолели. Улетела она успокоенная. Большая девочка, хорошая, нежная. Кончилось и ее детство, началось и ее отрочество – сложная и трудная пора.
До праздников и в праздники мы с ней собирались в дорогу: шили, перешивали, латали дырки. Дни были заняты только этим и прогулками. На работе моей все то же самое - Железнов не забывает подбрасывать работенку. Опять дал писанину: я пишу статью, он ставит свое имя и в нашем институтском сборнике издает. Наверное, я устала душой от бесконечных переживаний за всех вас – перетерта душа до дырок. Латаю ее тем, что читаю, читаю и читаю. Вот и все. Вот и все наши заботы. Много сил и времени они отнимают, а когда отходят в прошлое, легко умещаются в обыденных словах на нескольких строчках небольшого письма. Значит, давным-давно пора научиться относиться проще к повседневным передрягам. Все проходит, все проходит, но, к сожалению, не бесследно».
Свободное копирование
