А что делал в это же время наш радетель с его «первостепенной обязанностью – служить обществу» и «спасать человечество»? Он «бодался» с начальниками, у которых работал: в Чермете с Кигимом, в Оргтехстрое с Фурсовым, в Главлипецкстрое – с Поповым, потом с Лукиным и т.д. везде, где ему приходилось работать в Липецке. Б. был убежден в том, что это и являлось его «противостоянием администраторам-политикам». До «общества» и «человечества» руки не доходили. Он считает, что я в этом была виновата, потому что на пять месяцев, пока я должна была пребывать на курсах повышения квалификации, на него была возложена «нагрузка», от которой до этого он был свободен: забота о восьмикласснице Анюте. Очень скоро он почувствовал «непереносимость» этой нагрузки, заметно ущемлявшей, но не его «тревоги» о человечестве, а его стремления заботиться о себе, о своем теле, о существенно урезанных возможностях удовлетворения «потребностей» этого тела. Даже в течение короткого времени он не смог добросовестно выполнить свою прямую обязанность – отцовскую.
13 февраля 1974 годом датировано письмо, которое Б. отправил мне в Ленинград. Убежденный в том, что с моим отъездом на курсы обязанность заботиться о нем перешла к Анюте, он жаловался на то, что она не выполняет этой обязанности – посягает на его жизненное кредо: «Как можно меньше работать, стремиться к минимуму усилий, к максимуму заботы о себе». К сожалению, это кредо уже стало основополагающим и в жизни Анюты. Два одинаковых заряда отталкиваются! Так между дочерью и ее отцом, который, скрывая раздражение, в письме жаловался мне: «Анюта меня обижает (?), часто ругается, кормит плохо (?), смеется по десять норм в день, химией и английским только начинает соглашаться заниматься. Больше учит меня, как надо готовить пищу и как надо учить школьные предметы. И смешно, и грустно». Судя по письму Анюты, тогда же написанному, им обоим было не до смеха. В письме Анюты читаю: «Мама, как много времени отнимает еда. Папа говорит, что я его голодом уморила. Когда мне готовить? Тренировки каждый день по три часа (тренировки ли?). Прихожу, как черт, уставшая – еще и готовь и уроков прорва. Ух, и замоталась же я! (Только много лет спустя я узнала о том, от чего она «замоталась» - Е.Е.). Надюша, мы твое дело из школы взяли и справки тоже. У нас новый историк – Геннадий Сергеевич. Сразу видно, что после отпуска вышел на работу, - с таким энтузиазмом за нас взялся, что прямо ужас пробрал. Некоторые уроки у нас ведут практиканты. Ой, как они жалко выглядят! За каждое слово извиняются (поэтому «жалко выглядят»? - Е.Е.). С папой стали ссориться. Он обозвал меня свиньей. У папы каменное сердце, он не может быть ласковым (это так). Он сказал, что у него нет никаких чувств ко мне (и давно уже – Е.Е.), потому что я не изменилась. А я изменилась. Своими делами я с ним не делюсь, потому что назовет бессмысленной болтовней. Все время ехидничает. Когда я смеюсь, он говорит, что я ржу («по десять норм» в день? – Е.Е.). Все время меня упрекает, что у меня тройки рядом с двойками, что я двоечница несчастная (о собственных бы тройках вспомнить ему…). Все время вздыхает, как я дошла до 8-го класса, не зная элементарных вещей. Мам, я не могу говорить и писать по-английски, а он ругается, и знаешь, как сильно и больно стукнул по плечу, а потом говорит – разве больно, совсем пустяк (так будет смотреть он на свое рукоприкладство и впредь – Е.Е.). И везде всем на улице говорит, как я плохо учусь. Сварила я в субботу молочный суп, а он говорит: «На такой пище ноги протянешь».
Каменному сердцу ее родного отца нашлась замена - мягкое, ласковое сердце…Подробнее об этом изломе в жизни Анны расскажу ниже…
Непреднамеренно Анюта воспроизвела в своем письме истинный портрет человека, который в течение 15 лет не скрывал своей неприязни к ней. Тогда, в феврале 1974 года, он открыто признался ей, что «у него нет никакого чувства к ней». Однако он считал правомерным требовать от нее, чтобы она «заботилась о нем, хорошо кормила его и не обижала». Из колодца, самим заплеванного, разве можно пить чистую воду? И вкушать вкусную пищу? Что посеешь, то и пожнешь. Б., убежденный в том, что Анна не его дочь, в течение 15 лет скрытно и явно «за все цеплялся в ней и все в ней представлял в мрачном виде пагубности», закрепляя аномалии ее характера. Утверждение отцом своего «авторитета» над старшей дочерью грубостью и насилием таили в себе серьезную опасность для ее здоровья, да и для его здоровья тоже. С октября 1960 года опасность быть полностью подчиненной такому «авторитету» и жить только его чаяниями висела и надо мной. Но я имела силы и способность видеть, понимать и сопротивляться такому «авторитету», Анюта – нет.
Словесное приобщение меня к своим ценностям Б. начал весной 1968 года. Мое «перевоспитание» кулаками он попытался начать летом 1974 года после моего возвращения из Ленинграда. Тогда я заметила ему, что он занят только собой и живет только для себя. Он бросился защищать свою «правоту» кулаками. Я схватила стоявший рядом утюг и тихо произнесла: «Попробуй подойти!» Тогда он отступил и после этого 18 лет утверждал свой «авторитет» в семье только словесным насилием. И отсюда Анка со всеми ее нынешними болезнями! И отсюда Б. с букетом своих бесчисленных реальных и выдуманных болезней. Так малые ростки психопатии превращались в серьезную болезнь.
Я не знала тогда трудов Иоанна Кронштадтского. Когда прочитала, поняла, как давно эти труды были мне необходимы. Он писал: «Будешь слышать враждебные речи о себе от домашних, не возмущайся этим и не приходи в отчаяние, не за все выговаривай, иное сноси, преходя молчанием, и смотри на то сквозь пальцы (сознаюсь, это у меня часто не получалось – Е.Е.)… Если же на него ничего не действует, тогда не обращать внимания на серчание и капризы его и делать свое дело с твердостью, не возмущаясь выходками злобы. Плохой мир с грешниками, приверженцами злобы. Некоторые всякое доброе замечание, всякую просьбу обращают в худую сторону, хотят видеть во всем одни нападки; не видя сами света, они думают, что слепы и другие; будучи сами злы, они не хотят видеть добра и в других» (т.2, стр. 405, 378). «Плох мир с такими людьми!» - справедливо утверждал Иоанн Кронштадский. Знать бы мне все это тогда, скольких стрессов я могла бы избежать и спасти от них своих дочерей! Правда, чисто интуитивно и благодаря навыкам, привитым мне в моей школе семейной жизни, о которой я писала выше, в большинстве случаев я так и поступала. Но стрессы мне все-таки приходилось переживать и стерссы не шуточные. Сейчас говорят, что они, стрессы, даже полезны – научают жить, терпеть и укреплять здоровье.
Свободное копирование
