В конце августа я уехала в Жирновск и в письмах делилась с Б. своими впечатлениями: «Девочки выросли. Обе загорели, хорошо купаются в речке. Анюта повзрослела, хлопотлива и заботлива. Наденька рассудительна не по возрасту, четко и медленно говорит, мягка и очень ласкова». Очень скоро я заметила и отрицательные изменения, произошедшие в Надюше. В «борьбе за свое существование» (Нина называла его мирным) она научилась возражать, грубить, дерзить, вредничать и даже драться. Она подражала Анке во всем – хорошем и плохом. С тревогой я писала об этом Б.. О том, что взяло верх в ее развитии, расскажу чуть позже.
12 сентября мы выезжали из Жирновска. Поезд Камышин-Москва на станции Медведица стоял только три минуты, и билеты до его прихода не продавали. Сумеем ли сесть? Пока мы сидели в тревожном ожидании, Надюшка сочинила стишок: «Я белочка-сопелочка, прыгаю на ветке, с ветки на ветку, подайте мне конфетку». Билеты нам дали без мест и без указания номера вагона. Даже с двумя детьми мне с трудом удалось найти проводницу, которая согласилась впустить нас в вагон, и только уже в пути мы кое-как определились с вагоном и с местами.
С приездом в общежитие нас поселили не в 806, а в 808 блок зоны Е. Во всем крыле, где находился этот блок, собрался очень хороший народ – аспиранты всех годов обучения. И у нас была новая соседка – аспирантка первого года обучения Надя, к сожалению, не помню ее фамилии. Она была единственной сестрой у 18 братьев. В известные времена ее отца раскулачили и всю семью выслали в отдаленный район Туркмении, близко к пустыне. К 1969 году, когда Надя поступила в аспирантуру, у них была большая усадьба с двухэтажным домом, служебными постройками, с большим садом и огородом. Усадьбу окружал высокий кирпичный забор. Все было сделано своими руками. В первую очередь на новом месте они пробурили артезианскую скважину и обеспечили себя водой. Кирпич для построек делали сами. В 1969 году в их хозяйстве имелось 12 коров, 25 овец, 300 голов птицы, лошадь, две овчарки. Работник, он везде работник – и в пустыне. В своем новогоднем поздравлении моим девочкам Надя писала: «На радость маме и папе растите жизнерадостными, уважайте старших, не капризничайте и будьте самостоятельными в меру. Надя должна хорошо кушать, а Анюта подтянуться в учебе и получать только 5 и 4».
Надя была очень внимательна к моим девочкам, часто оставалась с ними, когда мне приходилось отлучаться по делам. Не многословная и спокойная, для Анюты большая Надя была серьезным сдерживающим фактором. Девочка прислушивалась к ней и уважала ее за то, что она никогда не сообщала мне о ее проделках. Такое же доброе отношение к ней проявляла другая наша соседка, аспирантка, как и я, последнего года обучения - Тамара Шавлохова. Привыкла к моей большой семье и комендант нашего этажа Александра Степановна Верходонова и во многом помогала мне. По-существу мы жили большой семьей, помогая, в чем могли, друг другу. Это была прекрасная среда для моих девочек, очень важная для того времени, когда по своему возрасту они уже осознанно могли определять свое отношение к окружающим их людям. Это было проявление той солидарности и взаимопомощи, которое воспитывает личности. Эта среда, казалось, одинаково воздействовала на обеих моих девочек. Однако выбор ориентации моей Надюши уже тогда заметно отличался от того выбора, который делала для себя Анюта, хотя, вспоминая это время, обе мои дочери потом часто говорили: «Самое лучшее время у нас было, когда мы учились в аспирантуре».
Свое настроение летом 1969 года, когда мне удалось остаться в редком для меня одиночестве, я отразила в письме к Нине Кайгородовой. К ней ушел машинописный экземпляр, мне остался рукописный черновик. Воспроизвожу его: «Наши девочки здоровы, в человеческом смысле растут нормальными детьми. У Анюты только нервишки чересчур чувствительны и учится она неважно. Но это наша вина, нам ее и исправлять, если успеем и сумеем. Сейчас они в Поволжье, у моей детдомовской воспитательницы, удивительного человека и прекрасного учителя. У нее своих детей четверо (старший ее сын сейчас в армии) и моих двое. Моим дочерям, считаю, очень полезно пожить в таком семейном колхозе, тем более, что к ним там очень хорошо относятся. Я остаюсь на лето в Москве – надо сделать работу. Если успею – всю, нет, то большую часть. Вы и представить себе не можете, что за рубеж мне предстоит перешагнуть этим летом. Если перешагну, буду долго жить. Но, боюсь, моих сил не хватит.
Свободное копирование
