Пока в течение двух лет я подвергалась системе «семейного воспитания», моя Рита Выскубова и ее сверстники, которых я назвала выше, вживались в систему детдомовского воспитания в далекой Рудне. Как вспоминает Рита, присмотревшись к новому жилищу, она увидела «хозяев» большого двора между корпусами – огромного, вальяжного рыжего кота Буркита и овчарку Пальму, любимцев всех обитателей дома. Узнала и других настоящих хозяев, например, завхоза Ивана Васильевича Шевченко, больше известного как дядя Ваня. В его владении находились две пары быков, с которыми справлялись только старшие ребята, и лошадь Чайка. Федя Маркман, бессменный водовоз, на Чайке возил с речки воду, снабжая водой кухню, баню и жилые корпуса. Распоряжался дядя Ваня еще и детдомовской машиной-полуторкой и запасами угля-антрацита. Во всех корпусах этого детского дома стояли печки-голландки, которые топили углем. Уголь дядя Ваня раздавал по жесткой норме, а всем хотелось заполучить больше этой нормы. В Туркмении, в Мары мы похищали у нашего дяди Кузи саксаул, а в Рудне ребята прихватывали у дяди Вани уголь-антрацит.
В швейной мастерской хозяйничала инструктор - добрая, душевная, удивительно красивая, доверенное лицо не только девочек – Александра Осиповна Шевченко (наша тетя Шура и супруга дяди Вани). Своих детей у них не было, зато все воспитанники детского дома были их детьми, они считали их своими. К тете Шуре шли со своими радостями, бедами, сомнениями. Она знала все и обо всех. Помщницей тети Шуры работала мама Риты Выскубовой тетя Маня. Глухая, по движению губ она улавливала и понимала все ей сказанное. У нее узнавали девочки тонкости швейного дела.
В столярной мастерской – царил, хозяийничал Петр Афанасьевич. Здесь всегда был рой мальчишек, которые сооружали полочки, скамеечки, ящички и чемоданы. С одним из этих чемоданов, выкрашенным в зеленый цвет, Николай Кленов отправился в 1949 году в Москву, поступив на юридический факультет МГУ. В Мары наши мальчики пряли шерсть на веретенах, а в Рудне мальчики этим ремеслом не занимались, но не гнушались пребывания в швейной мастерской, шили и даже вышивали. Брат Риты Вадик сшил себе на лето тюбетейку и вышил ее. У него появилось немало подражателей.
И сельским хозяйством занимались ребята детского дома в Рудне: помогали колхо-зу во время жатвы зерновых, косили сено, пололи свою огромную арбузную бахчу, выра-щивали огурцы в огромном количестве и в бочках мастерски засаливали их на зиму. Выращивали ребята и заготавливали на зиму картошку.
Они так же, как и мы в Мары, ходили на первомайские парады и октябрьские демонстрации в сопровож¬дении духового оркест¬ра. Но они были богаче нас: у них был еще и оркестр народных инструментов. На фотографии с гитарами сидят Надя Полейчук и Коля Кленов, с гармонью – Коля Колобродов. Вдохновителем и организатором этих чудес был незаменимый, неповторимый, по словам Риты Выскубовой, Иван Иванович Репин. Он сидит в центре на фотографии, что на странице три моего текста. Простой мужичок, вернувшийся с фронта, допускавший явно непедагогические приемы (к примеру, подзатыльники), но ребята его обожали, а Колю Кленова Иван Иванович опекал как сына и в детском доме, и во время учебы Коли в МГУ. Каникулы Николай проводил частью в детдомовском летнем лагере, частью – у Репиных. У Репиных своих детей не было, и Иван Иванович увез из детдома трехлетнего хохленка Витьку. Впервые увидев Ивана Ивановича, Витька закричал: «Батько! Батько!» Иван Иванович и его жена дали малышу свою фамилию, вырастили его. Но, оказался он не тем, на что они надеялись… О каком «усредненном государственном воспитании» здесь можно было вести речь? Одни из нас, во всех концах нашей огромной страны, самостоятельно шли к восприятию Красоты, нравственшли в одном направлении, влекомые критериями добра и правды, другие, как хохленок Витька, несмотря на тепло и заботу, направлялись в противоположную сторону. Кто в этом повинен?