Но в четыре года у него обнаруживается непонятная болезнь.
Искупала Алешу в ванне у родителей, уложила спать, а ночью он проснулся с красной, опухшей коленкой, плача от боли. Никто не видел, чтобы он ушибался, никаких синяков, ссадин, а боль не проходит. Положили в больницу, откачали скопившуюся жидкость, чего, как потом выяснилось, не следовало делать. Понаблюдали за ним неделю и выписали, а через год, опять же без видимой причины все повторилось снова. Сначала обследовали в детской больнице, потом направили на консультацию в Саратов, кололи антибиотики, делали рентгеновские снимки. Предполагали разное, в том числе саркому или туберкулез кости, расспрашивали о наследственности по всем линиям. Я отыскала через адресный стол адрес его отца (он уже вернулся из Коврова в свой Днепропетровск), написала письмо. На это письмо он ответил. Осторожно, уклончиво, но все-таки ответил:
«Здравствуй, Галя!
Ничего подобного, о чем ты спрашиваешь в письме, нет и не было ни у кого из моих родственников. По этому поводу ты можешь не сомневаться, я, как только получил твое письмо, сразу выяснил этот вопрос и, не откладывая в долгий ящик, пишу тебе ответ. Таким образом, в наследственности можешь не сомневаться. По крайней мере – я, мои родители, деды и прадеды были здоровы.
Жаль, что он болеет – искренне желаю ему крепкого здоровья и счастья, и тебе, Галя, - тоже, хочу, чтобы у тебя все было хорошо – счастья, успехов тебе».
Три месяца Алешу продержали в туберкулезном санатории в Саратове, а когда и это лечение не дало никаких результатов, направили на операцию в институт артрологии и ортопедии.
Отец переживал все это не меньше меня, ездил со мной в Саратов, а когда Алеша лежал в туберкулезном санатории, взял направление на курсы повышения квалификации, чтобы находиться поближе, иметь возможность чаще его навещать. Я приезжала каждые выходные, но, конечно, ребенок очень скучал, так же, как и я по нему.
В отделение артрологии и ортопедии в Саратове, где проводили уникальные операции, попасть было сложно, сюда направляли больных из всех республик и мест Союза. Люди дожидались очереди на операции и лечение годами. Для ребенка сделали исключение, пообещали положить его на операцию в ближайшее время, как только кто-нибудь выпишется. Но нужно было звонить и узнавать, есть ли место.
Звонила я из кабинета начальника ЭВМ, телефонов с выходом в город в воинской части не очень много, большинство телефонов внутренние. Заказала междугородний разговор, но линия все время была занята, меня не соединяли, несмотря на неоднократные просьбы мои и начальника. Приемные часы врача, давшего телефон, кончались, других телефонов я не знала. Побежала на переговорный пункт, умоляла операторов, объясняла, что речь идет о больном ребенке. Но шли бесконечные производственные разговоры, на меня не обращали внимания.
Приемные часы окончились, ждать дальше не имело смысла. Да что же это за страна такая, где производство важнее жизни и здоровья человека! Разве все эти заводы и фабрики созданы не для того, чтобы делать удобнее, облегчать жизнь людей? А у нас все перевернуто с ног на голову. С рыданиями я потребовала жалобную книгу и написала, что никакие производственные разговоры не могут быть важнее здоровья ребенка.
На следующий день я смогла дозвониться, мне предложили приехать. Но в самой больнице мне пришлось ждать несколько часов, потому что на освободившееся место успели положить другого ребенка. Затем нашли все-таки палату, где можно было поставить детскую кроватку. Мне разрешили остаться с сыном, но для меня места не было. Одну ночь я ночевала на стульях, потом взяла у уборщицы напрокат раскладушку. Женщина из нашей палаты лежащая здесь не первый раз (перенесла восемь операций!) посоветовала мне оформиться раздатчицей на время отпуска штатной работницы. Я стала разносить еду по палатам, мыть посуду, и мне вскоре разрешили занять освободившуюся «взрослую» кровать вместе с Алешей.
После операции обязательно надо сразу, когда еще не сняты швы, разрабатывать сустав, сгибать и разгибать, иначе он так и останется неподвижным. Ребенку больно, он плачет, кричит, но надо делать это, скрепя сердце.
Свободное копирование
