Как и другие, я знала, что война — это не только поражения и победы, не только позор или слава, но и трудные будни. Но одно, когда слышишь от третьих лиц или читаешь беллетристику, и совсем другое, когда перед тобой первозданные документы. Будни оказались не трудными, а жуткими, такими жуткими, о чем и не слыхивали в тылу. Да иначе и не могло быть: два мира, фашизм и наша страна, схватились в смертельном поединке, итог которого предполагал или распространение коричневой чумы, или спасение от нее человечества.
Вот они — жуткие будни войны за Туапсе.
Питание
Продукты в грязной таре — остывшая каша, вываленная из котлов прямо в вещмешки, потому что иначе еду было не доставить в те части, которые дислоцировались высоко в горах. Ползком, цепляясь за выступы в скалах, такую пищу и в такой таре доставляли бойцы своим товарищам, и они были счастливы ее получить.
Пункт 6 Приказа № 03 1/04215 гласит: «...По 5-6 дней отдельные подразделения не получали хлеба и буквально голодали».
Я думаю, что голодающих подразделений было немало, если даже командир 32-й гвардейской дивизии Герой Советского Союза М. Ф. Тихонов был рад получить новогодний подарок в виде четырех черных сухарей, одной луковицы и двухсот граммов сушеных диких груш.
О голоде вспоминает и генерал армии А. А. Лучинский: «В октябре 1942 года мы семь дней были отрезаны от своих частей, лишены продовольствия, питались только дикими яблоками, грушами и желудями. Не было воды. От жажды особенно страдали раненые. Посылали за водой к родникам и к речке группы бойцов по 6-7 человек, а возвращались один-два. Гитлеровские снайперы почти в упор расстреливали ребят» («В боях за Туапсе», — Краснодар, Кн. Изд-во, 1988, с.115).
Одежда, обмундирование
Часть личного состава не имела шинелей. В одном приказов читаем: «Выдавать, за неимением шинелей, ватные телогрейки». О том, что эти спасительные телогрейки были выданы, я документов в ЦАМО не обнаружила.
Погодные условия были мучительными: осень пришла на редкость скверная для этих краев. Читаем свидетельства участников боев.
«Лишь наступление ночи давало нашим бойцах кратковременную передышку, потому что невозможно было не только уснуть, но и усидеть от холода и пронизывающей тело сырости...
Дорога после ливня была вся изрыта ямами — промоинами, перегорожена упавшими деревьями и каменными осыпями...
Снова дожди... Всюду вода... Она хлюпает в окопах и траншеях... приходится делать в окопах подмостки, а одежду сушить собственными телами...
На дороге сначала появились ручейки, а затем они сливались в бешеный поток. Он нес камни, палки... Всю длинную ночь мы простояли в воде: она была и сверху и снизу» (с. 83, там же).
«...Порывистый ветер пробирал бойцов до костей. Над хребтом, где укрепились наши подразделения, проносились темно-серые тучи, из которых то лило как из ведра, то сутками шел моросящий колючий дождь, то валил крупными хлопьями снег. Под утро нередко забирал мороз, и все покрывалось ледяной коркой. Негде было обогреться, обсушиться. А утром снова начинался бой» (с. 128, там же).
Вооружение воюющих сторон
Выше я приводила воспоминания о Гойтхе очевидца: «У них были и специальные горные стрелки, и альпинисты в полной амуниции, а наши ребята... то и дело вырывали молоденькие деревца с корнем и с этим воевали, потому что зачастую у них не было ни чем стрелять, ни из чего стрелять».
Конечно, с деревцем в руках против немецкого танка или самолета не пойдешь. Таким «оружием» пользовались в рукопашных, а они, рукопашные, то и дело вспыхивали: «Кровопролитные бои часто переходили в рукопашные схватки» (с. 10, там же).
«...По пехоте фашисты превосходили советские войска в два раза, по артиллерии в три. Кроме того, гитлеровцы имели 150 танков, тогда как в наших войсках, действовавших в данном районе, танков не было совсем» (с. 10, там же).
Кроме численного превосходства в личном составе, вооружении и тщательной подготовке к войне в горной местности, немцы оказались горазды на неожиданные ухищрения. Так, они поджигали леса термитными снарядами. Языки пламени подступали к нашим позициям, дым разъедал глаза. И неизвестно было, что же «предпочтительней» — сгореть заживо или погибнуть от бомбы или пули...
С фашистских самолетов тучами сбрасывали листовки с ложными сведениями о германских победах и советских поражениях. Листовки были или наивными, или оскорбительными, и на нашу армию, идеологически закаленную, они впечатления не производили. Привыкли бойцы и к пустым консервным банкам, которые выбрасывались на наши позиции с надписями: «Ивану на обед», хотя на это голодные люди не могли не реагировать вовсе... А лесные пожары, а бочки с сажей (их тоже бросали с самолетов), делавшие черным и удушающим все вокруг, — это было пострашнее боев. Нечем было дышать!
Специфика горных условий крайне осложнила положение наших частей на Северном Кавказе. Если фашистские войска были укомплектованы горнострелковыми и легкопехотными дивизиями, то наши бойцы учились этому непривычному боевому искусству по чутью и по обстоятельствам. Николай Большунов, выпускник пехотного училища, вряд ли имел представление о войне в горах. Наверняка он и такие же пехотинцы, как он, были брошены на Северный Кавказ, чтобы любой ценой защитить Туапсе — ключи к нефти. И если Гитлер заявил, что ему надо взять Майкоп и Грозный, что без этой нефти он должен ликвидировать войну, то Приказ № 227 нашего Верховного Главнокомандующего гласил: «Ни шагу назад! Стоять насмерть!»
И стояли насмерть.
Специфика горных условий была неимоверно тяжкой. Привожу свидетельства участников боев.
«Подъем был исключительно труден. Иногда крутизна достигала пятидесяти градусов, и бойцы буквально карабкались вверх, цепляясь за выступы скал, скользя и срываясь» (с. 60, там же).
«Обозные повозки пришлось разгрузить и все имущество взять на собственные плечи... На 14 километров подъема полк затратил целые сутки... несколько повозок с людьми и лошадьми смыло в ущелье» (с. 84, там же).
«На правый берег Пшехи бойцы должны были перебираться по канату, низко натянутому между скалами в узком ущелье над ревущим потоком... Но вот кто-то понадеялся на свою силу и не привязался ремнем. На середине потока его оторвало, и человек исчез в бурлящей воде» (с. 87, там же).
Вот оно — обучение боям в горах по обстоятельствам!
«Со всех сторон слышалась стрельба, разрывы бомб и снарядов, но ориентироваться по их звукам было невозможно, потому что звуки неоднократно повторяло эхо в горах» (из воспоминаний И. К. Макарца, тогда шестнадцатилетнего паренька, пробиравшегося по этим местам после побега из фашистского плена, впоследствии бойца нашей регулярной армии).
Особенности лечения в полевых госпиталях
В именных списках безвозвратных потерь указаны причины смерти бойцов и командиров, доставленных в госпиталь для лечения от ран, но умерших там совсем по другим причинам: от столбняка, сепсиса, брюшного тифа, менингита, дизентерии, даже септической ангины... Антисанитария, нехватка медикаментов... Выжить в подобных условиях могли лишь те раненые, которые были очень выносливыми или родились под счастливой звездой. Тем не менее, несмотря на эти условия, и даже вопреки им, медицинский персонал полевых госпиталей делал все возможное для помощи раненым и больным, часто рискуя собственной жизнью. Их самоотверженность велика, ее никто не забудет. Как не забудет и тех героев (в книге «В боях за Туапсе» имена их не названы!), бойцов ЧГВ, которые подпускали противника близко, совсем близко, чтобы наверняка подорвать врагов — и себя — последней гранатой.
В рядах ЧГВ в сорок втором воевал парень, который наловчился на лету ловить гранаты и тотчас отправлять их обратно, поражая врагов их же оружием. Были солдаты, которые, для экономии боеприпасов, умудрялись подкатывать каменные глыбы к краю высоты и прицельно сбрасывать их на головы врагов.
Наши парни стояли насмерть.
Я был убит под Туапсе,
В районе высоты Семашхо.
Слезой по мне блеснет в росе
Пробитая осколком фляжка.
Мой автомат лежит со мной,
Узором ржавым разрисован.
Давно — давно я кончил бой,
Но все не демобилизован.
Уходит время, день за днем,
А я все здесь, на дне лощины,
Где умирали под огнем
Двадцатилетние мужчины.
А ты, коль пулями не сбит,
Ты, мне когда-то руку жавший,
Ты им скажи, что я убит,
Что я не без вести пропавший.
Скажи, что мы убиты все,
Плечом к плечу, на дне лощины,
Собой прикрыли Туапсе
Двадцатилетние мужчины.