На Гойтхском перевале возвышается гранитный монумент, на котором высечены слова: «От благодарных потомков известным и неизвестным героям 18—й армии, преградивших путь фашистам к Черному морю и разгромивших их в декабре 1942 года».
Это и Коле моему, младшему лейтенанту Большунову Николаю Александровичу, от благодарных потомков. Каждый радуется, если имя его близкого все-таки известно... Колино имя — известно.
А вот и путь 383-й стрелковой дивизии, в составе которой он воевал. И я хочу перенести боевой путь дивизии на эти страницы, чтобы было понятно, какие конкретные трудности приходилось и Коле преодолевать — ведь моя повесть рассказывает о его короткой жизни, о нем.
Осень сорок второго года... С 26 сентября по 1 октября на участках, которые занимала 383-я дивизия, немцы перешли в наступление. Они бросили в бой альпийских стрелков, легкопехотную и горнопехотную дивизии и бельгийский легион «Валлоны». Гитлеровские бомбардировщики носились чуть ли не над головами людей, включив для устрашения воющие сирены. За 6 дней наступления врагу удалось потеснить наши войска на 10 — 12 километров...
1 октября немцы захватили инициативу и нанесли удар по боевым порядкам 383-й стрелковой дивизии… В первые десять дней своего наступления фашистская авиация проявляла исключительную активность. За это время было сделано несколько тысяч самолетовылетов. Гитлеровские асы бомбили позиции наших войск, били по окопам из пулеметов.
Три наших полка, противотанковый дивизион и минбатальон за один день 14 октября 1942 года отбили семь гитлеровских атак. В одном из этих трех полков воевал Коля.
«Наши воины, — пишет генерал Провалов, командующий 383-й дивизией, — сдержали противника... а он все лез, словно саранча, и казалось, что фашистам нет числа. То здесь, то там бойцы поднимались в контратаки, и гитлеровцы, не выдержав натиска, бежали по склонам гор...» (с. 43, там же).
«Три лесистые высоты соединялись между собой мощными отрогами и представляли длинную гряду, которая господствовала над всей местностью. Кто владеет этой грядой, тот, как говорится, и пан.
Мы и гитлеровцы выскочили на нее почти одновременно... Бой сразу же перешел в ближний огневой, а затем и в рукопашный. Он длился около шести часов. С высот скатывались то противник, то наши полки. Несколько раз гряда переходила из рук в руки... Фашистские горные егеря дрались остервенело. Но наши бойцы противопоставляли им все мужество» (с. 44, там же).
В течение 15—19 октября противник продолжал вести наступательные бои на всем фронте армии. В результате пятидневных ожесточенных боев некоторые наши подразделения вынуждены были оставить ряд выгодных позиций и отойти на север.
Вражеские войска просочились на отдельных участках в долину реки Пшиш. 19 октября военный совет ЧГВ издал директиву, в которой 18-й армии ставилась задача удерживать села Шаумян, Котловина, Гойтх... 21 октября после артиллерийской подготовки гитлеровцы перешли в наступление и овладели станцией Гойтх. 21 и 22 октября на Гойтхском направлении противник силами двух легкопехотных полков и подразделений высокогорного полка, преследуя наши отходящие части, вклинился в центр обороны наших войск. Командующий ЧГВ в распоряжении от 22 октября 1942 года указал на необходимость не допустить форсирование Главного хребта и контрнаступлением отбросить главную группировку за реку Пшиш...
И 25 октября в наступление перешла 383-я стрелковая дивизия... Она сражалась целый день и лишь к исходу дня вышла к реке Пшиш. 28 октября перешли в наступление ударные группировки армии. В период с 28 октября по 3 ноября 9-я гвардейская стрелковая бригада вела бои за Гойтх... 31 октября... преодолевая горные кручи, бойцы с гранатами, ведя огонь на ходу, бросились на врага. К исходу 31 октября 694-й стрелковый полк так же, как и 696-й, где воевал Коля, вышел на рубеж реки Пшиш.
С 4 по 26 ноября, в связи с ухудшением погоды, войска 18-й армии не предпринимали наступательных действий. На отдельных направлениях они вели бои по улучшению своих позиций, отражая контратаки противника...
За фразой «На Западном фронте без перемен», употребленной писателем для известного литературного произведения, кроется не столько покой и отдых усталых, измотанных людей, сколько трагедий и смертей. «С 4 по 26 ноября... 18-я армия не предпринимала наступательных действий...» Она вела лишь бои по улучшению своих позиций, не так ли? Но именно в один из этих дней относительного затишья, 17 ноября сорок второго года, Коля был убит.
К исходу дня 19 декабря 383-я дивизия вышла к реке Пшиш. Это была Колина дивизия. Другие подразделения 18-й армии заняли Гойтх. Но Коля об этом уже не мог знать.
...К тому времени Коля был уже не командиром взвода, а адъютантом батальона. В последних сведениях о Коле зафиксирована за ним эта должность. В ЦАМО мне разъяснили, что это — начальник штаба батальона, — должность для молодого младшего лейтенанта очень ответственная: он разрабатывал планы военных операций батальона. Когда и за какие отличия Колю перевели на эту должность, прочесть в ЦАМО не удалось: не все приказы того времени дошли до нас и сохранились.
Штабная должность... Какая там штабная! В боях за Туапсе плечом к плечу, с оружием в руках воевали и погибали и рядовые, и майоры, и полковники! И адъютанты батальонов водили бойцов в атаки! Туапсе, Гойтх — там все было сожжено, превращено в груды развалин. Вернуться оттуда — все равно что вырваться из полыхающего ада кромешного. Я слышала от танкистов, опытных и высокопоставленных военных, что, пожалуй, даже на чудовищной Курской дуге было не так губительно, как в боях за Туапсе.
«Дорогая мама! Здесь такое творится, что вряд ли кто останется живым. Поэтому лучшее, что ты могла бы сделать, — забудь меня, мама, забудь, что у тебя был сын...»
Нет, это не Коля писал. Другая, не Колина, мама получила от сына такое письмо, прорвавшееся волею судеб из Гойтха к Москве. Мне рассказала о письме женщина, которая знала эту мать.
Я помещаю здесь отрывок письма из горького сострадания этому сыну (он и погиб в Гойтхе) и этой матери. А также для того, чтобы люди еще раз почувствовали, каково приходилось нашим парням в Гойтхе.
И хочется мне, чтобы и мой голос во имя всего святого, что еще есть на Земле, присоединился к тому мощному хору, который считает войну массовым убийством.
...Если бы Коля вернулся живым — здоровым с Великой Отечественной войны — сколько бы он мог принести пользы Родине, не очень-то предаваясь отдыху и не погружаясь в обычное, благополучное существование! Он мог стать интересным писателем, видным военным... Он хотел быть военным — и любил стихи, особенно Лермонтова. Он вообще соединял в себе, в своей личности, неожиданные черты, и все они были прекрасны. В этом легко убедиться, прочтя его дневник...
Поклонимся еще раз памяти тех, кто погиб, но не сдался, не дрогнул, а защитил нашу землю и наших потомков. Увы, не своих личных потомков — уж очень были молоды защитники! — а грядущие поколения, которые всегда обязаны быть достойными принесенной им самой великой жертвы.
Мне не пришлось увидеть, Коля, твоих глаз, улыбающихся мне на рассвете, и я не услышала плача и смеха наших детей. Но, может быть, эта книга, этот документ о Коле и Ане, и есть в какой-то мере наше дитя — Колино продолжение на Земле.
Свободное копирование
