Об Англии мне напоминает и эпизод, связанный с Евтушенко. В те годы мы с женой и сыном жили постоянно в Переделкино, на служебной даче «Литгазеты». Евтушенко, также круглый год живший в Переделкино на собственной даче, не раз забегал к нам поговорить «за жизнь», рассказать о своих грандиозных планах, прочитать только что написанное стихотворение. К нему в наибольшей степени относятся слова «Поэт в России — больше, чем поэт». Он обладал высоким гражданским темпераментом, и это чувствовалось даже в домашних беседах. Евтушенко был искренне озабочен тем, что происходило в стране, его касалось все: положение интеллигенции, судьбы «диссидентов», дела друзей — поэтов и прозаиков, отношение власти к писателям.
Однажды Женя разбудил нас в час ночи. Его тогдашняя жена, очень красивая, симпатичная, приветливая англичанка Джан, должна была скоро родить и решила ехать на родину, во-первых, веря в искусство британских врачей, а во-вторых, желая, чтобы ребенок стал гражданином (или гражданкой) Великобритании, что обеспечивалось автоматически, если он рождался на территории этой страны. Лететь самолетом Джан не отважилась, поехала поездом, а в это время по всей Европе начались страшные снежные заносы, поезда застревали, ходили нерегулярно.
— Что делать? Что делать? — Евтушенко был в отчаянии.
Я его успокоил:
— Дайте номер поезда и номер вагона, остальное беру на себя.
На даче у меня была записная книжка с номерами телефонов всех зарубежных корреспондентов «Литгазеты». Я звонил всю ночь, и дело было сделано. Уже в Варшаве к Джан явился с букетом цветов собкор «ЛГ», заверил, что до ГДР путь расчищен. В Берлине ее ободрил другой наш собкор — и так было по всему маршруту следования поезда до северного побережья Франции, откуда железнодорожный паром доставил вагоны в Англию. У Жени и Джан родился второй сын…